Джей Макинерни - Модельное поведение

— Чип Ральстон развлекает ужинающих в «Винтер хивен» во Флориде, последние пять его картин разгромлены критиками, четвертый и пятый фильмы и вовсе вышли сразу на видео, без предварительного показа в кинотеатрах. Коннор Макнайт приезжает в свой родовой дом с красавицей-женой актрисой и моделью Милой Йовович и решает вывести своих престарелых и признательных родителей на ужин, потому что с утра ему предстоит перелет на Карибы в собственном самолете. После шоу Коннор любезно посылает бывшей звезде выпивку, приложив карточку, на которой нет ни адреса, ни званий, только его имя, написанное готическим шрифтом на бумаге цвета сурового полотна. На обороте карточки Коннор царапает два телефона: первый — младшего агента в «Вильям Моррис», а второй — бесплатный телефон парикмахерского американского клуба — и приписывает: «Пусть рассудит мудрейший».

На следующее утро я проснулся в кровати Брук, один. Я слышал, как она бродила по соседней комнате. Уже почти полдень. Не вылезая из кровати, я проверил свой автоответчик. Шестнадцать сообщений — все с просьбой об интервью из нью-йоркских изданий и национальных газет типа «Каррент эффаир» и «Хард копи». Есть еще звонок от директора по кастингу, который сказал, что видел мою фотографию и хочет предложить мне роль в кинофильме, съемки которого начинаются на следующей неделе.

Я удалил все сообщения, выполз из кровати Брук и тихо подкрался к двери.

Крупный план: край лезвия бритвы сверкает в воздухе.

По-прежнему крупный план, но, отступая назад, мы видим, что бритва — это на самом деле гибкий шпатель, который держит женская рука.

Смена угла зрения.

Коннор Макнайт появляется в дверном проеме, смотрит с ужасом.

Смена кадра.

Брук Макнайт, очень симпатичная, хотя немного изможденная женщина тридцати пяти лет, сосредоточенно смотрит на острый шпатель в своих руках.

Опять смена кадра: теперь мы видим несколько шрамов на тыльной стороне левого запястья Брук.

Коннор (за кадром): «Брук!»

Она, будто в трансе, завороженно продолжает смотреть на лезвие шпателя…

Коннор осторожно приблизился, а она все смотрела на опасное оружие. Он поцеловал ее в щеку и разжал ее пальцы на инструменте. Заклятие оказалось снято.

— Доброе утро! — звонко сказала она. Ее руки внезапно освободились, и она взяла сигарету. Только сейчас Коннор заметил на ней заляпанный краской халат. Полдюжины банок с краской стояло вскрытыми на газетах. Все книги с полок были сгружены в кучу на пол. Стену позади камина покрывали персиково-розовые мазки, но ни один из них не мог сравниться по яркости с морковным цветом ее лица.

— А я не давала тебе мой старый экземпляр «Легенд осени» Джима Харрисона? Помнишь обложку? Я нигде не могу его найти. Мне кажется, что вот этот вот оттенок, типа лососевого, будет очень хорошо здесь смотреться. Как ты думаешь?

— Брук, что это за неожиданный интерес к декорированию интерьера? Мы собираемся домой на Рождество и уезжаем через три часа.

Коннора нервировал запах краски, символизирующий новые начинания и многообещающие ожидания. Он наблюдал, как его сестра мечется по комнате, останавливаясь то здесь, то там, чтобы сдвинуть стул или стряхнуть пепел с сигареты.

— Я разбирала шкафы и нашла пуловер абрикосового цвета, который подарила мне мама пару лет назад. Я подумала, что цвет стен здесь слишком депрессивен. Они выглядят как стеньг какого-то унылого муниципального офиса в каком-нибудь занюханном, пыльном городишке. Ради всего святого, они даже не белые! Они цвета дыма или чего-то типа воздуха в тоскливый лос-анджелесский день.

Она пристально изучала мазки на стене:

— Скажи честно, какой тебе нравится больше всего?

Брук спросила это так, будто Коннор известен своей скрытностью по части обнаружения своих любимых цветов.

— Брук, ты меня слышишь? — Он уже видел это дервишеподобное поведение, он прижал ее к стене и нежно обнял: — Мы уезжаем сегодня. Корветта скоро должна быть здесь.

— Мне больше нравится вот этот зрелый персик… конечно, я слышу тебя… но сложно судить, когда есть всего один мазок. Может, если выкрасить всю комнату, станет слишком темно?

Коннор сжал ее еще сильнее и уткнулся лицом в медь ее кокосово-сигаретных волос. Прижав щеку к ее горлу, он фиксировал ее монолог как серию далеких вибраций. Неожиданно снизошло умиротворение, он погрузился в убежище воспоминаний о детстве. Пока Брук бормотала, Коннор мог бы и заснуть. Но она не дала, начав резко высказываться в пользу красок с оттенком охры. Он сжал ее сильнее, так сильно, как мог, и в конце концов она прекратила лепетать.

— Мы едем домой, Брук.

— Джерри снова женится, — тонким голоском прошептала она.

— Когда ты это узнала?

— Сегодня утром. Он позвонил сообщить, чтобы мне не пришлось прочесть об этом в прессе. Нет, услышать об этом — что было бы более верным.

Она выкурила полсигареты в одну затяжку.

— Словно это будет на обложке в гребаном «Пипл» на следующей неделе. Вот дерьмо: может, и будет. Он женится на балийском пляже. Одна из его студенток… сюрприз! сюрприз!.. Я ответила: «Джерри, я, правда, не думаю, что ученому приличествует так предсказуемо, так откровенно быть детерминированным бытием».

— Ты все еще любишь его?

Она вздохнула и задумалась:

— Нет. Если бы я любила его, я бы желала ему счастья, разве не так?

Коннор подумал, что этим можно как-то объяснить декорирование, цветовые предпочтения и лезвие шпателя.

— Слушай, если ты обещаешь собрать вещи, я обещаю помочь тебе покрасить стены, когда мы вернемся.

У него не было большого желания ехать домой на праздники. В последние годы Филомена, со своими яркими детскими ожиданиями, вернула в его жизнь забытые рождественские ритуалы. В первый год в Японии она нашла крошечную елку-бонсай и приколола носки к стене над керосиновой печкой.

Все, что он мог сделать, вспоминая об этом и глядя на маниакально застывшую Брук, — это удержаться и не схватить шпатель.

Кому: Бумагомарателю.

От кого: От Фил.

«Дорогой Коннор,

не знаю, с чего начать. Хотела написать тебе, когда услышала о Джереми, но подумала, что это будет неуместно. Господи, наверно, это было для тебя ударом! Такая новость вскоре после моего отъезда должна была поразить тебя. Я слышала, что ты недавно был в Лос-Анджелесе и останавливался в „Шато Мармон“. Хотела позвонить, но решила, что я последняя, кого ты захочешь услышать. Если это не так, было бы замечательно встретиться с тобой во время следующего твоего приезда в Лос-Анджелес. Но если ты не захочешь, я пойму.