Олег Кудрин - Кармелита. Счастье цыганки

— Вы только не волнуйтесь, она сейчас выйдет.

Баро хоть чуть-чуть успокоился: сейчас выйдет — значит, ходит, не лежит…

— Я хотела бы поговорить с вами до того, как вы с ней увидитесь, — продолжала тем временем Тамара.

— Слушаю вас.

— Я прошу вас быть с ней как можно деликатней, она очень переживает…

— Да объясните вы мне наконец, что произошло?!

— У нее выкидыш. — Тамаре не составило труда сказать это сухим бесстрастным голосом врача, для которого это просто работа.

— Что?! — А вот Баро до спокойствия было далеко. — Как это случилось?

— Ее привезла к нам «скорая». Она потеряла сознание прямо на улице.

— И… Неужели ничего нельзя было сделать?

— Поверьте, господин Зарецкий, мы сделали все, что могли… Она испытала сильный стресс.

— А как она себя чувствует?

— С ней все нормально, вы можете забрать ее домой. Она сейчас придет.

— А какое нужно лечение?

— Единственное, что ей сейчас нужно — это ваша поддержка и забота.

— Да-да, я понимаю вас. Спасибо!

Из ворот показалась Земфира. Баро бросился к ней — она виновато опустила глаза.

— Рамир, прости меня, я не уберегла нашего ребенка… — и зарыдала.

Баро обнял ее и погладил по голове:

— Ничего. Ничего, милая, все будет хорошо…

Тамара ушла, довольная собой. В конце концов, взятое с Земфиры ожерелье она отработала честно.

А Зарецкие поехали домой. Дорогой молчали. Оба не знали, что сказать. Баро старался не тревожить жену лишними расспросами, не травить ей душу. А Земфире было стыдно, нестерпимо стыдно за весь этот фарс, за обман самого близкого человека.

Потом, уже дома, они сидели в своей спальне и разговаривали.

— Значит, не судьба ему была родиться, — угрюмо говорил Зарецкий.

— Нет, это я виновата! — говорила Земфира, потому что надо же было ей что-то отвечать.

— Я даже думать тебе так запрещаю! Тут ни в чем нет твоей вины — я говорил с врачом!

Земфира закрыла глаза от стыда. Она не могла смотреть в глаза Рамиру.

— Тебе плохо? — по-своему истолковал это Баро.

— Я очень устала…

— Тебе нужно отдохнуть.

Он уложил жену в постель и вышел из комнаты.

Миро сидел возле лежавшего на полу конюшни мертвого Торнадо. Сашка и Кармелита шептались поодаль.

— Как же так, как же так? — тихо причитала девушка.

— Ничего не понимаю, — бормотал Сашка. — Ему ведь уже стало намного лучше. Почему вдруг обострение?

— Не знаю.

— А что он ел?

— Молока выпил.

И опять молчание.

Сашка тихо подошел поближе к мертвому коню и его хозяину:

— Миро, может, надо вскрытие сделать? — подождал хоть какого-то ответа, но, не получив его, продолжил: — Ну надо же узнать, от чего он умер.

Но Миро, по-прежнему не говоря ни слова, встал и направился к выходу.

— Ну не хочешь делать вскрытие, не надо, — говорил Сашка уже ему вдогонку. — Но все равно надо вызвать ветеринара. Надо все тут обработать, здесь ведь и другие лошади.

— Миро! — попыталась было окликнуть его и Кармелита, но молодой цыган уже вышел из конюшни.

— Ладно, иди, — сказал Сашка уже в пустоту, — мы сами разберемся. Эх, надо Халадо позвать. Да и Грушу тоже — прибрать здесь все.

Выйдя в расстроенных чувствах из ресторана, Астахов поехал домой. Но то, что ждало его дома…

Со всех стен вместо лучших шедевров его коллекции, вместо старых любимых картин и, особенно, вместо новых, только-только привезенных из Лондона, наконец, вместо Дюрера на него отовсюду смотрели пустые рамы. Астахов так и осел на диван. Потом вскочил, заметался по дому… А потом — что?

Потом вызвал милицию.

Приехал наряд, составили протокол и вызвали следователя из угрозыска. В Угро дежурил как раз Солодовников — он и приехал со следственной бригадой. Все осмотрели очень детально, сфотографировали, дактилоскопировали, запротоколировали. И уехали. Только Солодовников остался, чтобы побеседовать с потерпевшим Астаховым поподробнее. Если уж случай свел его с таким крупным бизнесменом, то почему бы не познакомиться поближе. А там, глядишь, и окажется это знакомство полезным. Или, наоборот, удастся зацепить что-нибудь такое, что будет потом полезно другим. В любом случае Ефрем Сергеевич предвкушал разговор с Николаем Андреевичем с удовольствием.

— Мог ли я подумать, что в моем доме будет работать следственная бригада! — уже в пятый раз восклицал Астахов.

— Николай Андреевич, вы же видели — наши ребята постарались сделать все как можно деликатнее, профессиональнее и быстрее. Но у меня есть к вам еще несколько вопросов. Могу я их задать?

— Да-да.

— Скажите, пожалуйста, кто из посторонних был в вашем доме последним?

— Из посторонних? Миро и Соня сегодня заходили.

— Фамилии знаете?

— Да, конечно. Соня Орлова и Миро Милехин. Но они не могли этого сделать. Это прекрасные молодые ребята! Я разбираюсь в людях, и в этих я верю.

— Вы, конечно, можете верить. А наша работа — все проверять. Миро Милехин — этого и я знаю, А Соня Орлова — это что, сестра покойного Максима Орлова?

— Да.

В дверях показался Антон.

— Привет, пап. А почему это милиция от дома отъехала?

— Это следственная группа, Антон. Вот, познакомьтесь, — повернулся Астахов к следователю, — мой сын — Антон Астахов.

— Следователь Солодовников Ефрем Сергеевич, — представился Солодовников.

— Папа, объясни мне, что происходит? Следственная группа, следователь…

— Меня обокрали. Украли лучшие картины. И всего Дюрера.

— И те, что ты из Лондона привез?

— Все.

Только тут Антон заметил зияющие со всех сторон пустые рамы без картин.

— Антон Николаевич, — обратился к нему Солодовников, выдержав паузу и внимательно наблюдая за его реакцией, — вы живете в этом доме?

— Нет, с некоторых пор мы с отцом живем отдельно.

— Когда вы были в доме отца в последний раз?

— К чему эти вопросы? — перебил его Астахов. — Вы что, подозреваете моего сына?!

— Николай Андреевич, поймите, такая наша работа — подозревать всех.

— Но не моего сына! Ему я верю.

— По-вашему получается, что все вокруг хорошие, все честные, и на кражу никто не способен. Но картины-то пропали.

— Но мой сын не был дома — мы виделись с ним днем в городе.

— Хорошо. Мы обязательно это учтем. А кто еще живет в вашем доме?

— Олеся. Но она была вместе со мной в ресторане. Я ушел оттуда раньше, так как спешил на встречу с сыном. — Меньше всего Астахову хотелось посвящать следователя в их с Олесей семейные дрязги.

— Олеся — ваша жена?

— Мы живем в гражданском браке. Дело в том, что я еще не оформил развод со своей бывшей женой.

— А где сейчас ваша бывшая жена?

— Она живет в гостинице. Вы что, и ее подозреваете? — вскричал Астахов, увидев, что следователь делает пометки в своем блокноте.