Олег Кудрин - Кармелита. Счастье цыганки

— А вы? — Солодовникова трудно было сбить с его позиций.

— Я — нет! — И Астахов выразительно посмотрел на Антона.

Впрочем, и этот взгляд не укрылся от следователя:

— Поймите, Николай Андреевич, мы должны отработать все версии. Расскажите подробней о последних визитерах — о Софье Орловой и Миро Милехине.

Миро вышел со двора Баро и побрел по городу, не видя перед собой ничего, натыкаясь на прохожих и путая тротуары с мостовой.

Он потерял не просто коня. Он потерял очень близкое существо. Может быть даже — самое близкое. Мать Миро умерла, когда он был еще тринадцатилетним подростком. Отца — вожака табора Бейбута — бандиты убили больше года назад. Ни семьи, ни близких у Миро не было. Был только Торнадо.

Нет, конечно его любили все цыгане. Любили и уважали — иначе не стал бы Миро новым вожаком табора. А ведь ему не так давно перевалило за двадцать, и в чем-то он еще был ребенком. Ребенком, который остался один на всем белом свете. Хотя разве взрослому или даже старому человеку легко оставаться одному, без близких? Конечно, нет.

У Миро были друзья, был целый табор, но не было ни одного по-настоящему родного человека. Разве только Торнадо. И вот теперь не осталось уже и его.

Теперь никогда уже ни скакать на нем, летя по полю и сливаясь с конем в одно, единое тело, как будто бы это ты сам перебираешь всеми четырьмя копытами — и ветер, ветер в лицо…

А теперь — одиночество. Может быть, навсегда, на всю жизнь. Невеста, которую он любил, так и не стала его женой. Он один в этом городе, в этом мире, в этой Вселенной — один! А его Торнадо теперь уже совсем в другом мире. В том загадочном мире, куда попадают после смерти цыганские лошади.

Кармелита тихо стояла в углу конюшни, пока ветеринар обрабатывал помещение, а Халадо с Грушей помогали все убрать.

Зашел Баро. Сашка тут же доложился хозяину:

— Торнадо унесли. Ветеринар сказал, что уже вечером в эту конюшню можно заводить остальных лошадей.

— Вот вечером и загонишь. А пока иди! — Но, увидев, что конюх готов обидеться, добавил: — Спасибо тебе, Сашка. Мне просто с Кармелитой поговорить надо.

Сашка вышел, а Баро подошел к дочери.

— Это из-за меня Торнадо умер, — сказала тихо Кармелита.

— Не говори так, дочка.

— Я должна была его выходить. Но, вместо того, чтобы поправиться, он умер.

— Ты сделала все, что могла, — ты же не отходила от него ни на минуту. И потом, Кармелита, за тобой за самой сейчас нужно поухаживать. Перебирайся в дом, отдохни.

— Нет, папа, не надо. Я останусь на конюшне, если ты позволишь.

Баро вздохнул.

— Ты все дальше и дальше от меня, Кармелита.

— Просто я повзрослела.

— А мне кажется, что дело не только в этом… Ты перестала считать меня своим отцом — вот и держишься на расстоянии.

— Нет-нет, папа, я прошу тебя — не надо так говорить. — И Кармелита даже прикрыла рукой рот отца.

Баро взял ее ладонь в свои и прижал к щеке. Но что-то бросилось ему в глаза. Он еще раз посмотрел на руку дочери и заметил кольцо, очень красивое.

— У тебя новое кольцо, дочка?

— Да, Астахов подарил. Из Лондона привез, специально для меня.

Баро замолчал.

— Ты считаешь, что я не должна была принимать такой дорогой подарок? — прямо спросила Кармелита.

— Нет, ну почему же. Ведь Астахов — твой отец… — Непросто, ох, как непросто дались Баро эти слова.

Подошла Груша, заканчивавшая уборку. В руках у нее была чашка с молоком, которое Кармелита налила себе еще утром, да так и не выпила.

— Тут вот молочко — хочешь? — спросила она девушку.

Кармелита машинально протянула руку к чашке.

— Ой, солнышко, — всполошилась Груша, — давай я тебе свеженькое принесу! Это ж давно стоит…

Остаток из чашки Груша вылила. Это было последнее отравленное молоко.

— Что сейчас думаешь делать? — спросил Баро дочку.

— Хочу лошадей к озеру на водопой сводить.

— Кармелита, а давай вместе — на водопой, а? Как в старые добрые времена…

— Давай! — Девушке эта идея и в самом деле очень понравилась.

— Ты прости меня, что я начал этот разговор. Просто больше всего в жизни я боюсь потерять тебя как дочь.

— Папа, этого никогда не случится. Никогда! Ты был моим отцом, ты им и останешься.

И через двадцать минут отец и дочь стояли среди лошадей на берегу озера и, как в далеком уже Кармелитином детстве, ловили радугу среди брызг, которые поднимали, заходя в воду и отфыркиваясь, лошади.

Солодовников был доволен проведенным разговором. Прежде всего, с профессиональной точки зрения ниточек оказалось немало. Кто знает, может, потом благодаря этим ниточкам множеством людей можно будет руководить, как марионетками.

И об Астахове выяснились интересные подробности — и о личности, и о финансовых делах, и о семье. Информация о первом бизнесмене была как раз тем недостающим звеном в общей картине денежных потоков в Управске и вокруг него, которого не хватало Солодовникову. Теперь же эта картина стала полной.

Следователь хорошо помнил изречение: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». И хотя завладеть миром он не собирался, грамотно распоряжаться информацией жизнь его научила.

Антон по просьбе Солодовникова участия в разговоре не принимал. На все вопросы старший Астахов ответил ему лично.

О сегодняшнем приходе Миро и Сони поговорили особенно детально.

— Значит, вы отказали Милехину в ссуде? — озабоченно спрашивал Солодовников.

— Я не отказал, мы только начали переговоры. Разговаривала с ним Олеся — она мой главный бухгалтер. Сейчас у меня просто нет свободных денег, но мы собирались подумать о том, как выйти из положения.

— Иными словами, картина складывается следующая. Милехину нужны деньги. Он обращается к вам. Вы денег не даете, но он узнает все о ваших картинах. И спустя несколько часов картины у вас пропадают.

— Думаю, что это просто совпадение.

— Может быть, и так. Разберемся.

— Ефрем Сергеевич, поймите, эти картины стоят очень дорого. В Управске продать их практически невозможно. Для этого необходимы связи в определенных кругах. И уж никак нет таких связей у цыганского парня!

— Пожалуй. А вот что касается Софьи Орловой и ее матери… Как вы считаете?

Астахов замялся.

— Николай Андреевич, повторяю вам: наша задача — отработать все версии.

— Понимаю вас, но думаю, что вы на ложном пути.

— Я учту ваше мнение, но мы обязаны все проверить.

Олеся сидела за ресторанным столиком совершенно опустошенная. Пить больше не хотелось. Да и жить, в общем-то, тоже не очень.

Человек, которого она полюбила, так и не стал полностью ее человеком. А больше у нее никого и не было. Идти теперь тоже было не к кому. Но и возвращаться в астаховский дом совсем не хотелось. В ее маленькой квартирке согласно долгосрочному договору обитали квартиранты. Оставалось отправиться в гостиницу — ей это было уже не впервой.