Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

Во время этой речи я то и дело поглядывал на мистера Аберкромби и всякий раз убеждался в том, что он не просто слушает, но и впитывает каждое слово. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять, насколько близко это его касается и как, должно быть, больно ему было в период между войнами видеть, как разные выскочки и проныры делали вид, будто исповедуют те же принципы, а на самом деле лишь компрометировали общее дело. Как он радовался шагам, направленным на возрождение высокого статуса своей профессии, стремлению всевозможными гарантиями оградить ее от скверны, проникающей извне. Увы! Что стало бы с ним, если бы он узнал, что сам пригрел на груди змею и предатель скрывается в лоне его собственной фирмы?

Фред Макдональд сидел на противоположном конце стола, так что мы еле обменялись парой фраз; однако позднее он подошел ко мне с вопросом:

— О чем на этот раз гадаете с зеркалом?

— А что? Ищете козыри в рукаве?

Рядом стоял Чарльз Робинсон, и Макдональд счел целесообразным пояснить:

— Неделю назад этот молодой человек приходит ко мне в офис и интересуется, на какую сумму застрахован Ловис-Мейнор, графство Кент. А через несколько дней там вспыхивает пожар. Неудивительно, что я спрашиваю.

— Это уже не козыри в рукаве, — засмеялся Чарльз. — Больше смахивает на поджог.

— Точно, — подтвердил я. — В этих старых домах только поднеси спичку! Однако, надеюсь, вам не жалко, если бы вы поделились со мной секретом, как это делается.

— Ага! — воскликнул Чарльз и повернулся ко мне. — Значит, он все-таки ищет козыри в рукаве!

Со стороны Чарльза это была всего лишь дружеская шутка, безо всякой задней мысли. А вот Макдональд явно прятал камень за пазухой.

Начали танцевать. Я извинился и, сославшись на больную ногу, отправился домой. А утром увидел на коврике возле двери конверт. Я сразу догадался, от кого это.

”Дорогой Оливер.

Мать Трейси показала мне ваше письмо. Очень любезно с вашей стороны — подумать о ней в это тяжкое время. Я видела вас на дознании и была удивлена, что вы потом не подошли. Виктор оказал нам неоценимую помощь, но и ваши совет или компания, если бы вы выбрали время, были бы приняты с благодарностью.

Надеюсь, ваша нога поправляется?

Сара”.

Какое разочарование!

Это было странное письмо — отнюдь не письмо человека с чистой совестью. Напротив, так могла писать участница преступления, рассчитывая с моей помощью замести следы.

Я не поехал. Даже не ответил на письмо. И не явился на похороны.

Один за другим пролетали дни. Мортоны предъявили два отдельных иска: за дом и все остальное имущество. Виктор Мортон взял это на себя и поручил специальному агенту представлять их интересы. Я попросил Майкла довести это дело до конца, а сам с головой ушел в другую работу. Наконец суммы и содержание исковых заявлений были согласованы. Вплоть до этого момента Сара еще могла отступить. Я до самого конца не терял надежды.

Ближе к осени Майкл начал ворчать:

— Послушай, старина, нас ведь трое. Ничего, что один староват, а второй хочет специализироваться на определенных видах страхования, — тебе вовсе не обязательно взваливать все на себя и работать по двадцать четыре часа в сутки. Знаменитый натиск Бранвелла тоже хорош в меру. Отдохни. Возьми выходной. Ты же хочешь, чтобы тебя хватило еще на какое-то время?

— Я в полном порядке.

— Не думаю. Ты только посмотри на себя в зеркало. У тебя такой вид, словно ты целыми днями работаешь при искусственном освещении и проводишь уик-энды в угольном забое.

— Что, черно за ушами? Вроде бы я старательно скребу себя по понедельникам.

— Позволь сказать тебе следующее. Ты относительный новичок в этом деле. Не позволяй ему тебя угробить. От всех нас работа требует сознательности, но есть же предел! Ты берешься за сделку, которая принесет нам лишних десять гиней, с таким видом, как будто это вопрос жизни и смерти. Научись проводить грань… Правда, почему бы тебе не уйти в отпуск?

— Уйду — в октябре. Или в какое-нибудь другое время. Мне все равно.

— Приезжай к нам на уик-энд. Мы всегда рады тебя видеть.

— Спасибо, но… Хорошо. Если ты уверен, что это не слишком обременит Эвелин…

Майкл устремил на меня задумчивый взгляд.

— Надеюсь, тебя ничего не гложет, кроме работы? Иногда на тебя просто страшно смотреть. Многие спрашивают… Но ты — скрытный, дьявол.

— Я не скрытный. И ничто меня не гложет.

— Ну, ты меня понимаешь. Если я могу чем-нибудь помочь… — Не дождавшись ответа, Майкл добавил: — Тебе бы заняться спортом, игрой в гольф, например, чаще бывать на свежем воздухе…

И я поехал к ним за город. В то время у них не было прислуги, а Эвелин нянчила маленького, так что я острее, чем прежде, чувствовал себя пятым колесом в телеге. Но все-таки остался ночевать. Мы играли в бридж. Четвертым был Джон Грейвз — когда-то он служил с нами в одном батальоне. Мы вспомнили прежние времена. Это вернуло мне чувство общности с другими людьми, и я начал понемногу оттаивать. Как вдруг Джон все испортил:

— Да, кстати, Оливер, ты знаком с Сарой Мортон? На прошлой неделе я встретил ее у друзей, и как-то само собой всплыло твое имя. Очаровательная женщина!

— О, да. Она в полном порядке.

— Оливер славится своей скромностью, — вмешался Майкл. — Мы не видели Мортонов с самого июня. Ты знаешь, что ее муж погиб во время пожара?

— Да, кто-то говорил. Не повезло бедняге. Я слышал, она теперь живет в Лондоне?

— Понятия не имею, — отрезал я.

— С ней был малый по фамилии Фишер — он занимается художественной росписью стен или чем-то в этом роде. Ее муж погиб в июне?

— В мае. А что?

— Поговаривают о ее помолвке с этим Фишером. Не знаю, так ли это. Она спрашивала о тебе.

— Я дружил с Трейси.

— Я так и понял со слов Фишера. О тебе вспомнили по чистой случайности. Я упомянул о Майкле как о своем лучшем друге, а фамилия Аберкромби сделала остальное.

Больше на эту тему не говорили. Но, конечно, слова Грейвза не прошли даром. Можно месяцами залечивать рану — вот она уже затянулась тонкой кожицей, вот как будто совсем зажила, но при первом же прикосновении открывается снова — свежая, саднящая. Чего только не пробовал — ничто не помогало!

Видимо, Майкл почувствовал, что уик-энд не получился, потому что, когда в воскресенье после обеда я засобирался домой, он не стал меня удерживать. Я выехал в три и, хотя и испытывал благодарность к Майклу и его семье, был рад, что меня оставили в покое. Покидая их, я оставлял за спиной нормальную человеческую жизнь. Никогда мне не жить как люди! Не для меня — воскресный обед и послеобеденная трубка, хлопотунья-жена с гугукающим младенцем, сад и гольф, гости на выходные и поездки в отпуск на своем автомобиле.