Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

В пять с минутами я подъехал к кварталу Манкс-Корт в северо-западной части Лондона. Дверь открыла молодая женщина небольшого роста, с огромными глазищами. Я спросил, дома ли мистер Крофт. Она дружелюбно улыбнулась.

— Он скоро придет. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Моя фамилия Бранвелл. Весной я встречался с вашим мужем. У меня к нему срочное дело.

— Будьте добры подождать. Он пошел проводить наших друзей.

Я вошел вслед за ней в гостиную. Миссис Крофт извинилась; я сел и принялся читать ”Нью-Йоркер”. Прошло минут пятнадцать; я листал газету, не вникая в содержание. Наконец появился Уильям Крофт.

— Да-да, разумеется, я вас помню. Вы приезжали справиться насчет Чарльза Хайбери. С тех пор я его не видел — однако до развода не дошло. Некоторые браки отличаются особой прочностью. Хотите ”скотч”?

— Спасибо, не сейчас, — мы вышли в другую комнату, и там я сразу увидел Бонингтона. Крофт проследил за моим взглядом.

— Эта картина имеет какое-то значение? В прошлый раз вы почему-то расстроились.

— Дело не в картине, а в человеке, который вам ее продал. Вы сказали, что это была миловидная женщина лет двадцати пяти, выше среднего роста?

— Да, конечно.

— Темные вьющиеся волосы на свету приобретают бронзовый оттенок; у нее очень белая кожа и быстрые движения, вообще, она полна жизни; когда улыбается, в уголках глаз появляются крошечные морщинки; нос прямой; время от времени она закусывает нижнюю губу…

Он внимательно посмотрел на меня.

— Пожалуй. Вы довольно точно ее описали.

— Меня не устраивает ”довольно точно”. Можете дать стопроцентную гарантию, что здесь нет ошибки?

— Ну, я бы не отважился. Я видел эту женщину всего два раза, и то пару лет назад, — Крофт нахмурился и потер большим пальцем подбородок. — Все это верно… кроме одной детали. Та девушка не показалась мне такой уж жизнелюбивой. А может, она просто строила из себя утомленную и пресыщенную. Знаете, некоторые дамы напускают на себя этакую отрешенность — в сущности, просто набивают себе цену. Но, возможно, я и ошибаюсь. ”Мартини”?

— Подождите, — я порылся в кармане и достал вырезку из ”Дейли Миррор”.— Это она?

Крофт поднес фотоснимок поближе к свету.

— Нет. У той девушки более выступающие скулы. Другая форма лица. Но какое-то сходство есть.

Дома я первым делом схватился за телефонный справочник. Там оказалось два Дж. Дарнли, но ни перед одной из этих фамилий я не обнаружил приставки ”доктор”. Один жил на Лейтонстоун, а другой — на Понтинг-стрит, двадцать один. Начну, пожалуй, с последнего.

Я избрал более короткую дорогу через Гайд-Парк, выехал к Найтсбриджу и свернул на Слоун-стрит. Доехал до станции метро в Южном Кенсингтоне и двинулся дальше по Олд-Бромптон-Роуд. Примерно в миле от нее начиналась Понтинг-стрит.

Мне открыл коротко остриженный лакей. Я спросил, здесь ли проживает доктор Дарнли. Да, здесь. До сих пор все шло прекрасно.

— Будьте добры, миссис Мортон у себя?

— Сейчас узнаю, — и он удалился походкой старого солдата, чтобы через несколько минут возвратиться с известием, что миссис Мортон нет дома.

— Когда она вернется?

— Не знаю, сэр.

— Ну, так узнайте.

— Кажется, она говорила, что вернется очень поздно, сэр. Как обычно.

Я заколебался. Слуга воспользовался этим и захлопнул дверь. С минуту я тупо глазел на нее, а затем подошел к своему автомобилю и, сев за руль, оглянулся на двадцать первый номер. Никаких признаков жизни. Сариного автомобиля тоже не было видно. Я доехал до небольшой лавчонки, где продавались сигареты. В семь я уже снова был на посту перед домом номер двадцать один на Понтинг-стрит.

В половине восьмого вышел слуга-кокни и помахал с крыльца проезжающему такси. Я вышел из своей машины и направился к дому. Через пару минут слуга вывел из дома доктора Дарнли. Тот с трудом забрался в такси. Он тоже сильно изменился с той роковой ночи. Мне показалось, будто в одном окне мелькнула рука, опустившая занавеску.

Без четверти восемь я снова позвонил у дверей. После третьего звонка вышел все тот же кокни.

— К сожалению, миссис Мортон позвонила и предупредила, что не будет ночевать дома.

— Бросьте, — я быстро вставил ногу в образовавшуюся щель.

— Эй! — возмутился лакей. — Какого дьявола вы себе позволяете…

Я был сильнее — или это чувства придали мне силу? Мне удалось заставить его отступить. Он попятился и упал на тигровую шкуру посреди прихожей. Попытался схватить меня, но я увернулся и, перепрыгивая через несколько ступенек, ринулся вверх по лестнице. Там я прикинул, где может находиться комната, в окне которой я видел ту руку. Справа по коридору было три двери. Я безошибочно выбрал одну. Сара сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. При виде меня она уронила щетку для волос и вскочила, запахивая желтый капот. Из своего угла затявкала Трикси.

— Мэтьюз!

Я придержал дверь ногой.

— Если вы имеете в виду того Мэтьюза, который сейчас лежит на полу прихожей, то лучше ему оставаться на месте, пока я не закончу. Сара, мне необходимо поговорить с вами.

Она пришла в ярость.

— Убирайтесь из моей комнаты! Как вы посмели ворваться?..

— Я был у Крофта. Показал ему вашу фотографию в газете. Он не узнал в вас девушку, которая продала ему Бонингтона, хотя, по его словам, между вами есть известное сходство. Оно-то и ввело нас в заблуждение. Произошла ужасная ошибка. Никогда себе не прощу. Вы не можете сказать ничего такого, чего бы я сам себе не говорил. Мне нечего добавить…

Кто-то постучал в дверь и подергал за ручку.

— Мэтьюз, он здесь!

Слуга всей своей тяжестью навалился на дверь. Она скрипнула и приоткрылась сверху, однако снизу ее не пускала моя нога.

— Послушайте, Сара, — вскричал я в отчаянии. — Я все равно намерен говорить с вами — хотя бы для этого пришлось разобрать весь дом по кирпичику. Велите ему оставить нас в покое. Дайте мне возможность объяснить вам… Пожалуйста!

— Вы уже объяснили. С меня довольно. Нам больше не о чем разговаривать.

Я по-прежнему не пускал дверь. Трикси вылезла из своего ящика и дружелюбно обнюхала меня.

— Я допустил чудовищную ошибку, но в этой истории — не одни недоразумения. Афера имела место, тому есть доказательства. У Крофта висит подлинный Бонингтон: он подверг картину двойной экспертизе. Это тот самый пейзаж — ”Роща и мельница”, вид с холма, где мы с вами сидели. Сгорела подделка. То же самое произошло с картиной Липпи. Доска легко поддается лезвию ножа, будь это старая картина, дерево было бы твердым. Думаю, что замене подверглись и Констебль с Ватто, но я не успел это проверить. Не знаю, имел ли место поджог в первом случае, но во втором — точно. Я был там, Сара! За несколько минут до того, как разыгралась трагедия! Все было тщательно спланировано. Керосин, свечи, древесная стружка… Трейси не прыгал с галереи, спасаясь от огня: он умер гораздо раньше. Я нашел его лежащим в холле. Одному Богу известно, что произошло. Я могу лишь предположить, что он все подготовил, но почему-то задержался; видимо, для того, чтобы убедиться: все идет по плану. Возможно, он упал, когда нес стопку постельного белья, чтобы развесить на стремянках. Он не звонил в полицию: это сделал я после безуспешных попыток справиться с огнем. У меня до сих пор след ожога на предплечье. Когда приехали пожарные, я сбежал, потому что думал, что вы с ним заодно. Я был совершенно выбит из колеи и не сделал того, что являлось моей прямой обязанностью. Все говорило против вас. Бонингтон, которого, как я считал, вы продали Крофту; способ поджога в точности соответствовал той схеме, которую я описал вам за неделю до этого события; кое-какие ваши слова и поступки… — я остановился, чтобы перевести дух, при этом нечаянно отпустил дверь, но, по всей вероятности, Мэтьюз оставил попытки вломиться в комнату. Сара наконец-то слушала меня — внимательно, подняв голову.