Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

— Я что-то не пойму: это комплимент или оскорбление?

Майкл ответил без улыбки:

— Наверное, и то, и другое — всего понемножку. Мы слишком много пережили вместе, чтобы я пытался подсластить пилюлю. Оливер, я испытываю к тебе огромное уважение.

— О, Господи!

— Нам нужна цельная натура, человек волевой, приятный в обращении, но способный, если нужно, настоять на своем; толковый и хорошо разбирающийся в людях.

— Как ты можешь судить о цельности моей натуры? Все, что тебе известно, это то, что, исполняя обязанности полкового казначея, я не растратил казенные деньги.

— Я знаю то, что слышал от тебя самого.

Я немного подумал и произнес:

— После окончания школы я устроился в аэропорт; два года проработал механиком в гараже и одновременно занимался на вечерних курсах журналистики. После смерти отца отовсюду ушел и стал скитаться по дорогам. Пересек — в качестве кочегара — Атлантический океан, нанимался к фермерам… Не очень-то вяжется с той работой, что вы мне предлагаете. А насчет приятности в обращении — у тебя слишком богатая фантазия.

Подошла официантка. Майкл заплатил по счету.

— Я знаю тебя четыре года и успел составить собственное мнение. Мне кажется, ты находишься в плену довоенных представлений о самом себе. Возможно, смотрясь по утрам в зеркало, ты видишь себя прежнего — но это чисто внешнее впечатление. Забудь о нем. До войны ты вел сомнительный образ жизни, но, нравится тебе это или нет, война в данном случае оказалась как нельзя более кстати. Знаменитый натиск Бранвелла! Но теперь пора приспосабливаться к мирной жизни.

Я заерзал от смущения.

— Беда в том, что я чувствую себя подделкой. Ни рыба, ни мясо, ни птица. До войны я, по крайней мере, знал, кто я и что я — пусть даже мое место было среди отщепенцев.

— Тебе нужно сменить критерии, взять иную точку отсчета. Во всяком случае, это — один из способов, — Майкл подождал и, так и не дождавшись ответа, продолжил: — Конечно, в каком-то смысле такая работа может показаться пресной. После первого заместителя командира полка трудно всерьез посвятить себя поиску доказательств того, что шуба миссис Смит действительно не подлежит ремонту, или установлению причин поломки водопровода.

Мы вышли на улицу. Накрапывал дождь. По мокрому асфальту шуршали шины проносящихся автомобилей; на тротуаре было полно народу. У входа в аллею какой-то человек торговал спичками. Я купил коробок. Вот о чем я думал: не прошло и восьми лет, как ты ночевал на товарном складе Суиндона, и примерно столько же — с тех пор, когда тебе дали семь суток за то, что ты заехал в глаз полицейскому; а двенадцать лет назад твой отец открыл газ, и, когда ты вбежал в дом, он, уже почти не дыша, лежал на полу в луже собственной блевотины. Мистер Бранвелл — в отложном воротничке и черном галстуке, только что возвратившийся электричкой в девять пятнадцать из Сербитона…

Так чего же я жду, почему медлю? Потому что работа на ферме в Новой Зеландии представляется мне более заманчивой перспективой?

— Как бы я тебя не подвел через каких-нибудь полгода. Не успею толком овладеть профессией, как она мне осточертеет и захочется перемен…

— Это не исключено. Но я не думаю. В любом случае, тебе не обязательно сию минуту принимать решение. Не горит. Даю тебе несколько дней на размышление.

Мы перешли через дорогу и свернули на Кэннон-стрит.

— Мне нужно зайти к приятелю, — сказал Майкл. — Это как раз по дороге. Пройдем еще немного пешком, а там… какой тебе нужен автобус?

— Майкл, меня больше не нужно убеждать. И я не нуждаюсь в нескольких днях на раздумья. Хватит одного вечера. Завтра я к тебе загляну. О’кей?

Должно быть, он понял, что я решил принять его предложение. Несмотря на все свое добродушие, он редко улыбался, — а теперь расплылся в улыбке и дотронулся до моей руки.

— Отлично, Оливер.

Наверное, война перевернула жизнь многих людей, не только мою. Но временами меня разбирал смех при мысли о том, что результатом всей пролитой крови, пота и слез явилось превращение паршивого бродячего кота в респектабельного домашнего любимца, наслаждающегося всеми удобствами жизни того самого общества, которому он так яростно бросал вызов.

Иногда я нарочно напоминал себе об этом, потому что способность человека удивляться весьма ограничена: не успеешь понять, на каком ты свете, как необычное становится само собой разумеющимся, будничным, и ты ведешь себя так, словно иначе и быть не могло. Личность не есть нечто неизменное. Она, как кора дерева, подлежит обновлению. Хотя, если уж быть точным, работа страхового инспектора — тоже не сплошной праздник. Случается, вам звонят в любое время дня и ночи, и приходится мчаться в Шерборн, Саутгемптон или Ширнесс.

Я снял двухкомнатную квартиру над магазином дамского платья на Джордж-стрит. Можно было найти и подешевле, но мне нравится жить в Вест-энде, усиливая, таким образом, ощущение иронии судьбы. У меня никогда не было корней. И, если я потеряю эту работу или она мне надоест, я не оставлю за собой ничего, кроме ключа в замке.

Первые полгода Майкл меня усиленно натаскивал. Где только мы ни побывали вдвоем! Постепенно я даже начал находить интерес в некоторых аспектах этой работы. Оказалось, что она не сводится к рутине, элементарному набору повторяющихся операций. Нужно было быть легким на подъем, знать цену людям и вещам, а зачастую приходилось выступать и в качестве детектива.

Со временем я понял, что имел в виду Майкл, говоря о том, что фирма нуждается в ужесточении своей политики. И он сам, и его отец были милейшими людьми, но не совсем подходили для этой работы. Вероятно — хотя они и не желали себе в этом признаваться, — все дело было в том, что они считали других такими же порядочными, как они сами. Возможно, это неделикатно с моей стороны, но мне кажется, это идет от гордости, не позволяющей допускать низость ни в себе, ни в других — словно это нанесло бы ущерб их совершенству.

Мне стали поручать простейшие дела, которые сводились к примитивному отчету. После того как мою работу одобрила фирма ”Ллойд и Ллойд” и мне удалось уладить дело без ущерба для Сити, меня стали подключать к другим несложным сделкам. Одна история, связанная с кражей автомобилей, напомнила мне событие девятилетней давности. Интересно, думал я, что сталось с той девушкой? Все ли она еще живет там с отцом и нашелся ли ее браслет? Впрочем, интерес был не настолько велик, чтобы специально наводить справки.

В первые два года я не обзавелся новыми друзьями. Майкл делал все от него зависящее, даже уговорил меня стать шафером у него на свадьбе, чтобы я почувствовал себя своим в среде страховщиков. Он постоянно твердил, как важно ощущать себя причастным к общему делу. Но я не мог поступиться какой-то существенной частью своего ”я”.