Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

Он пожал плечами.

— По некоторым оборотам речи. Армейский жаргон…

— Вы тоже в ней служили?

— Более или менее. В сорок втором я был ранен под Тобруком.

— В каком месяце?

— В июне.

— Я принимал участие в боевых действиях, начиная с конца сорок первого. В июне был в Хайфе. Вас туда не забросило немного позднее?

— Нет. Меня взяло на иждивение итальянское правительство [1] Жаргонное выражение, означающее плен. .

В таких случаях всегда происходит одно и то же. Если раньше мистер Мортон еле сдерживал раздражение, то теперь его тон стал гораздо дружелюбнее. Он проводил меня до дверей. Слуг по-прежнему не было видно, если не считать старухи на кухне. На крыльце мы расстались. Я пересек посыпанный гравием дворик и скосил глаза через лужайку. По обеим сторонам обсаженной падубом [2] Вечнозеленый декоративный кустарник. дорожки начинался сад с зеленой изгородью из самшита, солнечными часами и прудом, поросшим лилиями. Трейси Мортон вернулся в дом. Я обошел особняк, обогнув возведенное из камня крыло явно более древнего происхождения, и, нырнув под арку, вышел еще в один, на этот раз усыпанный галькой, дворик. Какой-то человек в одной рубашке выметал сор из бывшей конюшни, очевидно, переоборудованной под гараж. Он даже не удосужился поднять голову.

Дальше дворик пошел под уклон и закончился рядом лужаек в виде террас, окаймленных тисом. Я увидел теннисный корт и луг, на котором беспрепятственно пасся одинокий пони. За домом расположились две оранжереи и несколько сараев — скорее всего, в них держали садовый инвентарь. В одной оранжерее мелькнул силуэт миссис Мортон.

Оглядываясь теперь назад, я думаю, что, скорее всего, сознавал всю важность своего следующего шага. Я запросто мог повернуть назад, сесть в свой ”райли” и укатить — и тем бы и кончилось. Или войти в оранжерею — отрезать себе все пути к отступлению.

Я вошел в оранжерею.

Она собирала помидоры и, по-видимому, уже заканчивала: у кустов был помятый вид; кое-где оранжево пестрели недозрелые плоды; следующий урожай обещал быть таким же богатым. На скамейке стояли цветы в горшках и раскидистый куст папоротника. Миссис Мортон не сразу заметила мое присутствие — это дало мне возможность рассмотреть ее.

Несмотря на то, что я мгновенно ее узнал, в ней произошли большие перемены. Она похудела и стала очень стройной. Тонкая талия, густые темные ресницы. Волосы подстрижены покороче и уложены в другую прическу; в эту минуту они растрепались и блестели на солнце.

Она стремительно обернулась, и я прочел на ее лице удивление, естественное для хозяйки дома, если случайный посетитель начинает разгуливать где ни попадя.

— Вы ищете мужа?

— Нет… Я видел, как вы направились сюда, и решил вернуть старый долг.

— Мне?!

— Да, — я вытащил из кармана полкроны. Миссис Мортон недоуменно взглянула на монету.

— Ничего не понимаю.

— Ваша девичья фамилия Дарнли? Сара Дарнли?

Это убедило ее в том, что она имеет дело не с полоумным.

— Прошу прощения… я вас не помню. Как, вы сказали, ваше имя?

— Оно вам ничего не скажет, — я положил монету на деревянную скамью. — Вы дали мне ее в тридцать девятом. Помните, вы прокололи шину на безлюдном шоссе?

В ту первую встречу я не разглядел, какого цвета у нее глаза. Теперь же она подняла их на меня, и они оказались чуточку светлее волос и ресниц. Они светились умом и добротой и таили в себе некую загадку.

— Да, я припоминаю такой случай. Однако… — она запнулась. — Вы не… Силы небесные!

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга. Из крана в углу с размеренностью метронома капала вода.

— Вы нашли тогда свой браслет?

Она смутилась.

— Не могу передать, как нам было стыдно. Он нашелся — на том самом месте. Должно быть, выпал, когда я сражалась с домкратом, еще до вашего появления. Мне следовало помнить, что замок ненадежен.

— Бродяги тоже.

Девушка покраснела.

— Мне, право, очень жаль. Но откуда нам было знать, что вы — не просто человек с улицы?

— Я им и был.

— Но это невозможно! Не могли в вас — в вашей жизни — произойти столь разительные перемены!

— Война, — лаконично произнес я. — Я угодил в котел, из которого никто не выходит таким, как прежде.

— Но мне показалось… Во всяком случае…

Я ждал продолжения, но оно не последовало. Я перевел взгляд на монету.

— Возможно, это она принесла мне удачу. А теперь сделает то же для вас.

— С чего вы взяли, будто я в этом нуждаюсь?

— Все мы в этом нуждаемся. В любом случае, спасибо, — я повернулся, чтобы уйти, но замер, услышав за спиной:

— Подождите.

Я обернулся.

— Да?

— Я… так и не знаю вашего имени.

— Оливер Бранвелл.

Она дружелюбно улыбнулась.

— Простите, что мы причинили вам неприятности — из-за браслета.

— Забудьте об этом.

— Тогда не будете ли и вы так добры забыть об этих деньгах? Понимаете…

Она взяла монету и протянула мне. Ее пальцы были слегка запачканы — после возни с помидорами.

— Нет, — возразил я. — Мне нечего понимать. Монета ваша, миссис Мортон. Я всегда плачу свои долги.

На следующей неделе мне снова выпало посетить те края — нужно было повидаться с местным архитектором и уладить дело о страховке.

Как и в прошлый раз, Трейси Мортон лично впустил меня в дом. Его жены не было видно. Мы немного потолковали о делах. Возникло новое осложнение: мистер Мортон обнаружил, что дым попортил полировку на старинной мебели в холле, и хотел, чтобы данные предметы были внесены в перечень. К примеру, бюро орехового дерева времен королевы Анны, за реставрацию которого он только что выложил шестьдесят фунтов. Разумеется, это был правомерный подход к делу, хотя и сулил небольшую затяжку в оформлении искового заявления.

Покончив с делами, Мортон предложил мне сигарету — естественно, не из своего портсигара, а из резной антикварной шкатулки, обитой атласом, и небрежным тоном спросил:

— Вы, кажется, и раньше встречались с моей женой?

Я не ожидал, что она сочтет нужным рассказать ему об этом.

— Да. Правда, она меня не запомнила.

— Это неудивительно. Вы в самом деле тогда были ”человеком с улицы”?

— Если вы заподозрите в этом трюк с романтической подоплекой, то очень ошибетесь.

Он провел средним пальцем по холеным усикам.

— Война — это тигель для переплавки человеческих судеб. Чего только в нем не намешано! Одни выходят из него облагороженными. Другие — ущербными, ожесточившимися. Вы служили в стрелковой бригаде?

— Нет, в запасной стрелковой роте.

— Я знавал бригадного генерала Уотертона. И майора Морриса-Скотта.

— Знаю бригадного генерала Уотертона — правда, только в лицо. Моим непосредственным начальником был подполковник Иден.