Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

— Далеко еще? — спросил я.

— Нет, не очень. Правда, я была там только один раз.

Вспышка зигзагообразной молнии позолотила утесы и край тучи. Мы ждали грома: он немедленно последовал. Однако море оставалось спокойным. Вода казалось густой, вязкой и как будто затягивала лодку. Я правил, стараясь избежать столкновения с полузатопленной скалой, нацелившей на нас хищную морду. Наконец мы достигли следующего мыса.

— Леони…

— Да?

— Почему вы согласились поехать со мной?

— А что, не следовало?

— Я думал, вы постараетесь избежать встречи наедине.

— Я была очень груба вчера вечером?

— Я дал вам повод.

— Надеюсь, когда-нибудь я смогу объяснить свое поведение.

— Значит, причина не та, что лежит на поверхности?

— Что вы имеете в виду?

— Вторжение в вашу комнату.

— Нет.

Бриз растрепал ее волосы, и она пригладила их руками.

— Я рад, что сегодня вам лучше.

— Разве? Нет, к сожалению, все не так просто.

Я не сводил с нее глаз.

— У вас вид кариатиды, поддерживающей мироздание.

— Всего лишь маленькую и довольно жалкую его часть.

— Может быть, мне будет легче судить об этом, если вы все расскажете?

— К сожалению…

— Что?

— Филип, вы по-прежнему с-ставите меня в тупик. Может, сначала вы расскажете мне больше о себе?

Она опустила руки, но ветер не унимался и в мгновение ока нарушил наведенный ею порядок: волосы взметнулись, образовав вокруг ее лица светящееся облако.

— Объясните мне по крайней мере одно, — попросила Леони.

— Что?

— Почему вы так остро восприняли смерть брата?

— Разве это не естественно?

— Да, конечно… Но в таких случаях людям свойственно испытывать горе, а в вашем отношении присутствует что-то еще… разве не так?

— Вы очень догадливы.

— Не знаю… Сейчас будет вход в пещеру — вон за той скалой.

Я заглянул в узкую щель между скалами, к которой мы приближались. Леони сказала:

— Обычно здесь дежурит лодка — собирают плату за въезд. Но мы их опередили.

Мне на голову упало несколько капель. Сверкнула молния, и сразу же послышался гром — оглушительнее, чем прежде.

— Если уровень воды поднимется, в пещере может быть опасно, — предупредил я.

Ее ответ меня поразил.

— Подумаешь, опасно. Кому до этого дело?

Я заглушил мотор, убрал весла внутрь лодки и подгреб ближе к узкому просвету между скалами.

— Пригнитесь, сейчас мы проскочим внутрь.

Вход был таким маленьким, что пришлось скрючиться в лодке и подтягиваться, держась за свисающую сверху цепь. Наконец лодка плавно скользнула внутрь пещеры.

Не знаю, насколько был прав Сандберг, утверждая, что раннее утро — наиболее подходящий момент для посещения грота, но в чем он не ошибся, так это в том, что без экскурсоводов эффект гораздо сильнее. Несколько минут мы тихо качались на легких волнах, относящих нас к дальнему концу пещеры. Вода становилась все голубее и голубее.

Я опустил весла, и мне почудилось, будто лопасти вспыхнули голубым неоновым светом. Я пошевелил веслом в воде — словно разрезал кусок переливчатого синего шелка.

Прошло немало времени, прежде чем я обрел дар речи.

— Я не ошибаюсь — в этой пещере скрывался Тиберий?

— Да, это так. Отсюда был ход в его резиденцию. Он нырял с уступа. Лаз так и не нашли — за восемнадцать столетий!

— Где этот уступ?

— Здесь, немного правее. Сохранилось несколько ступенек.

Я сказал — неожиданно для себя самого:

— Мой отец застрелился, когда мне было семь лет. Он думал, что один в доме, но я находился в саду и, услышав выстрел, прибежал и увидел его. Гревилу тогда было семнадцать, а Арнольду — двадцать один. Через четыре года умерла мама. С тех пор Гревил заменил мне отца и мать, стал моим идеалом; я во всем подражал ему, хотя, к несчастью, не обладал его талантами. Все говорили, будто я на него похож — не только внешне, но и какими-то импульсами, реакциями. А еще говорили, будто я похож на отца. И вот они умерли… практически одинаково…

Я снова опустил весла и рассеянно следил за голубым сиянием. Леони не шевелилась. Я еще раньше заметил за ней это качество — подолгу смотреть или слушать в абсолютном молчании.

Наконец она нарушила тишину:

— Почему ваш отец…

— Врач сказал, что у него опухоль, — возможно, злокачественная. Нужна была срочная операция.

— Да, это уважительная причина.

— Однако образование оказалось доброкачественным — это подтвердило вскрытие.

После непродолжительной паузы Леони произнесла:

— Все равно это можно понять и простить.

— Разумеется.

Нас медленно несло обратно, к выходу из пещеры.

— Я ни минуты не верил, что Гревил убил себя. Но, если он все-таки это сделал, причина должна была быть исключительно веской. И если то, что вы до сих пор сказали, правда, тогда ни одно из доступных нам объяснений не выдерживает критики.

— Ни одно из доступных вам объяснений…

— В общем, теперь вам известна моя история.

Леони задумчиво посмотрела на меня.

— Боюсь, я не смогу отплатить вам такой же откровенностью.

— Это зависит от вашего желания.

Она покачала головой.

— Вы верны памяти погибшего брата. Возможно, я тоже храню верность…

Я подождал, но она так и не закончила фразу. Снаружи раздался какой-то странный звук, и я подгреб ближе к выходу.

Нам в глаза ударил дневной свет. Потом мне показалось, будто море ожило и кишит тысячами маленьких рыбок. Еще через несколько секунд стало ясно, что это дождевые пузыри — сверху низвергались водные потоки. Снова сверкнула молния и громыхнул гром. Я развернул шлюпку и отплыл подальше вглубь грота. Дождь, словно густая мокрая завеса, отгородил нас от внешнего мира.

— Придется переждать здесь, — сказал я Леони.

— Да. Хотите искупаться?

— Я ничего с собой не взял: как-то не подумал. А вы?

— Я — да. Но…

— В таком случае купайтесь. Я не тороплюсь.

— Если я расскажу вам все, что смогу, вы обещаете… в качестве одолжения… закончить расследование и уехать с Капри? Жить своей жизнью…

— Станет ли то, что вы расскажете, ответом на все вопросы?

— Нет… не знаю.

— В таком случае вы можете угадать мой ответ.

— Вы не уедете?

— Нет, Леони, вы только напрасно сотрясаете воздух.

— Кажется, вы правы.

— Я не уверен, что захотел бы уехать — в настоящий момент, — даже если бы ваш рассказ расставил все точки над ”i” в деле Гревила.

— Почему?

Я наблюдал за тем, как она водила пальцами по воде.

— Идите, поплавайте. Простите, что не могу составить вам компанию.

— Это лишь отдалит неприятный разговор.

— На каких-то десять минут. На этот раз вы никуда не денетесь.

Она помедлила — одну или две секунды.

— Может быть, это освежит мою голову. — Она вытащила из сумки белую купальную шапочку и, надев на голову, затолкала под нее выбивающиеся кудряшки. Под кофточкой и брюками на ней оказался купальник.