Эйлин Гудж - Чужие страсти

У Абигейл мелькнула ужасная мысль, что, если такое все-таки случится, этот человек даже не расстроится.

— А если это действительно произойдет? — Чувствуя, что она вся дрожит, Абигейл поплотнее запахнула шубу.

— Трудно сказать, сеньора, — уклончиво ответил Перес. — Я только знаю, что Консепсьон Дельгадо очень опасная женщина.

К полудню температура в тени уже была под сорок градусов. Хотя тени как таковой здесь почти не было. Единственным спасением от солнца в этой проклятой Богом пустыне были редкие деревья пало-верде [57] Пало-верде — дерево с корой зеленого цвета, покрытое колючками и практически лишенное листвы; распространено на юго-западе США и на севере Мексики. , росшие по берегам высохших ручьев, да высившиеся среди унылого ландшафта скопления больших валунов, напоминавших останки древних цивилизаций. А вокруг, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя, обожженная солнцем равнина с островками кактусов и жесткого кустарника и поднимавшимися у горизонта скалами, похожими на мифический город Цибола, которые, казалось, так и не становились ближе. Все существа, которые утром и вечером бегали и ползали здесь в относительной прохладе, сейчас попрятались. Двигалась только растянувшаяся вереница усталых путешественников, которые молча, с безумным упорством плелись бог знает куда, а их короткие тени покорно тащились за ними под палящим полуденным солнцем.

Консепсьон ни разу в жизни не доводилось испытывать такой жары. Ни в детстве, когда она еще девчонкой работала под горячим солнцем на их семейной ферме в Сан-Хуан-де-Кордоба. Ни в молодости, когда, выйдя замуж, она продавала манго и папайю на обочине дороги, чтобы заработать немного денег, после того как ее супруг просаживал всю свою зарплату в барах. Ни в течение долгих лет работы на разных фабриках, где почти не было вентиляции и где приходилось трудиться в тесноте, среди сотен других горячих людских тел. По сравнению с жарой пустыни все это казалось теперь лишь теплым ветерком. Жестокое солнце безжалостно подавляло и порабощало ее. Здесь даже мысль о смерти могла рассматриваться как желанная альтернатива. Консепсьон не сомневалась, что единственная причина, удерживающая ее на пути к Небесам, заключается в том, что Бог еще просто не готов принять ее к себе. Сил у нее почти не осталось; она ослабла от голода и была так иссушена, что распухший язык казался ей каким-то чужеродным предметом во рту. Что еще, кроме воли Всевышнего, могло вести ее по этому пути, убеждая продолжать идти дальше?

Когда они отправились в дорогу, группа состояла из десяти человек. Теперь же их было только семь. Первой не стало Елены Гутиерес. Полная, с неважным состоянием здоровья с самого начала, она заболела и умерла в удушающей давке их фургона еще до того, как они достигли границы. Были моменты, когда, болтаясь из стороны в сторону на бесконечных проселочных дорогах, вдыхая пыль вперемешку с выхлопными газами, Консепсьон тоже сомневалась, что сможет выжить в этом путешествии. Но чтобы укрепить свою решимость, женщина каждый раз напоминала себе о том, ради чего она едет. В отличие от других ее вела не перспектива найти работу в стране их североамериканских соседей. Консепсьон искала справедливости: сеньора, чья алчность стоила жизни Милагрос, должна быть привлечена к ответу.

Они уложили Елену на ее последний отдых в канаву у обочины дороги. Их койотом был суровый мужчина по имени Гектор Гонсалес; лицо его было изрыто старыми шрамами от оспы, а глаза напоминали два просверленных в голове отверстия. Он не дал им достойно похоронить Елену, заявив, что это сильно задержит их. Все, что смогла сделать Консепсьон, это прочитать молитву после того, как они завалили тело камнями и ветками, отметив место маленьким крестиком, связанным из двух палок. По крайней мере, Елена не мучилась так, как это произошло с Милагрос, обгоревшей до неузнаваемости.

Глухой ночью они приехали на границу, что в нескольких милях к западу от Ногалеса. Поскольку это место находилось вдали от всех известных дорог, добраться сюда можно было только по грязной колее, часто превращавшейся в едва заметные следы на земле, — их фургон трясся и громыхал по ней битый час. Тем не менее Гектор предупредил их, чтобы они внимательно смотрели по сторонам, не появится ли пограничный патруль. Оказалось, что участок этот регулярно проверяется на вездеходах и вертолетах. С этими словами он отдал им скудный запас еды и пожелал удачи.

Сантос Нуньес, которому едва исполнилось семнадцать и у которого на нежной, почти детской коже только-только начали пробиваться усы, схватил койота за руку, когда тот уже собирался уходить.

— Вы не можете просто так бросить нас здесь. Вы же обещали отвести нас в Америку! — воскликнул он.

Консепсьон услышала страх в его голосе.

Гектор бросил на него презрительный взгляд, а потом смачно сплюнул пареньку под ноги.

— Вот! — Проводник указал на огромное темное пространство за оградой из колючей проволоки, перед которой они стояли, слушая свист ветра и вглядываясь вдаль, где виднелась узенькая цепочка гор, еще более темных, чем ночное небо над их головами. — Это и есть Америка.

Остальные, недовольно ворча, поплелись вперед. Им не хотелось злить человека, который, похоже, был единственным среди всех, кто имел представление, куда нужно идти. И только Консепсьон посмела выступить против Гектора.

— Ты лжец и вор. Еще хуже, чем gabachos [58] Белый человек ( исп. gabacho ); по значению близко к гринго. , — прошипела она, придвинувшись к нему так близко, что почувствовала кислый запах виски у него изо рта.

Но койот только рассмеялся ей в лицо.

— Можешь вернуться назад, если хочешь. Или попытай свое счастье здесь, — сказал он, пренебрежительно махнув рукой. — Сото se quiere. Поступай как знаешь.

Консепсьон решила продолжить путь, как и все остальные. Они уже так далеко забрались, что поворачивать обратно не имело смысла. Она знала, что отчаяние превращает нормального человека в лунатика. А все они сейчас находились на грани срыва. Мужчины отчаянно хотели найти работу на Севере, чтобы оттуда можно было посылать деньги своим женам. Их жены отчаянно мечтали начать жизнь с чистого листа в «земле обетованной». Как знать, нашли бы они в себе силы идти вперед, если бы приехали к границе не ночью и если бы воочию увидели тот бесконечный путь, который им предстояло пройти? Консепсьон не могла говорить за других, но сама она твердо знала, что ничто не сможет заставить ее повернуть назад. В настоящий момент жизнь не имела для нее большого значения. Главная задача заключалась в том, чтобы выполнить задуманное.