Наталья Калинина - Яд в крови

— Он как две капли воды похож на твоего сына, — низким гортанным голосом сказала женщина. — Ты совсем ослепла, старая ведьма. Это у тебя рожа грязнее моей задницы. Ваша невестка строит из себя заморскую королеву, а я знаю, как сделать мужчине приятно. Хочешь научу? Эй, коротышка, куда ты спрятался? Иди я пощекочу твои гнилые помидорины, а то у твоей женушки руки корявые и она, чего доброго, их раздавит.

— Кто вы? — спросила Маша, стараясь говорить как можно спокойней, и смело шагнула в комнату. Женщины обернулись.

— Ага, пожаловала наконец. Меня зовут Лила. Я пришла навестить дедушку и бабушку моего сыночка Томми. Эй, Томми, смотри, какая красивая тетя Ты видел ее по телевизору. Иди сюда.

Только сейчас Маша заметила маленького мальчика, который сидел, сжавшись в комочек, на полу возле ножки стола. Он послушно встал, подошел к своей матери и разревелся.

— Скажи хоть ты этой старой дуре, что мальчишка — вылитый отец. Смотри. — Лила схватила Томми за подбородок и резко повернула лицом к Маше. Он перестал плакать и уставился на нее испуганными черными глазенками. Он был, можно сказать, белым. И почти копией маленького Франческо, чьи фотографии хранились в семейном альбоме Грамито-Риччи.

— Что вам от нас нужно? — все так же спокойно говорила Маша, удивляясь тому, как ей удается держать себя в руках.

— Да не разговаривай ты с этой шлюхой! — взвизгнула Аделина. — Сейчас придут Марчелло с Сичилиано и вытолкают ее отсюда в три шеи. Вместе с ее ублюдком.

— Если мой Томми ублюдок, то и твой сын такой же ублюдок. Ты должна дать мне денег, — сказала Лила, обращаясь к Маше. — Если ты не дашь мне денег, я сдам Томми в сиротский приют, но сначала расскажу одному знакомому репортеру, кто есть кто, и он напишет об этом в своей газете. Ты наверняка не захочешь, чтобы любопытные домохозяйки и старые девы перемывали тебе косточки и копались в грязном белье вашей семейки. Я буду молчать, если ты дашь мне денег. Я куплю Томми новый костюмчик и попугая. Томми, ты хочешь, чтобы мама купила тебе попугая?

Мальчик засунул палец в рот и улыбнулся Маше.

— Сколько тебе нужно? — спросила она, глядя куда-то мимо Лилы.

— Не давай ей ни цента! — воскликнула Аделина. — Она пропьет их в баре или накупит себе тряпок. Она же настоящая шантажистка! Это ребенок Тэда Симпсона, а вовсе не нашего Франко. Франко начал гулять с тобой, когда ты уже ходила с начинкой от Тэда…

Аделина вдруг зажала рот ладонью и испуганно уставилась на Машу.

Лила хрипло рассмеялась.

— Франко сам способен сделать женщине начинку. Он мужчина что надо, ваш Франко. С ним в постели так накувыркаешься, что потом все до одной косточки ноют. Тебя он тоже заставляет покувыркаться? — спросила Лила у Маши.

Маша стремительно шагнула вперед и влепила звонкую пощечину этой отвратительной наглой мулатке. Лила раскрыла рот и уставилась на нее в изумлении. Маша с силой толкнула ее в грудь.

— А ну-ка проваливай из моего дома, иначе я тебя пристрелю! — высоким ломким голосом сказала она. — Это мой дом, слышишь, и я больше не позволю тебе переступить его порог. Я… я сумею защитить себя и своих близких. Ну же, пошевеливайся.

И Маша произнесла длинную тираду на родном ей русском языке, в которой не оказалось ни одного пристойного слова.

Лила подхватила Томми на руки и заявила, уже стоя на пороге:

— Ты пожалеешь об этом, артистка. Я заставлю тебя проглотить каждое твое слово и заесть моим дерьмом.

Она с силой хлопнула входной дверью, и Маша услыхала, как взревел мотор отъезжающего автомобиля.

— Все, — выдохнула она и рухнула на диван.

— Что с тобой, девочка моя? — Аделина опустилась перед Машей на колени и стала целовать ей руки. — Эта стерва больше не посмеет сюда прийти. Сичилиано сочинит бумагу шерифу, и ее вышлют из нашего города. Сичилиано большой мастер сочинять всякие…

— И вы молчали. — Маша потянулась к пачке с сигаретами на столике и жадно закурила.

— Мы думали, ты знаешь. Разве ты не слыхала, что говорили Сичилиано, Массимо да и Роза? Они тебе так и говорили — смотри за Франко. А ты их не слушала. Ты сама, девочка, виновата. Разве можно мужчине волю давать? Да если бы я дала волю своему Джельсомино, он бы обрюхатил половину шлюх Нью-Орлеана. Я за ним по всем барам и пиццериям с кинжалом бегала. Детей, бывало, запру в доме, а сама в обход.

— Он же меня так любил, — вырвалось у Маши. — Он все время говорил мне о том, как любит меня.

— Он тебя очень любит, девочка. Да и как можно тебя не любить? Пусть бы он только попробовал, и мы с отцом… Не плачь, доченька, не плачь. — Лицо Аделины жалко сморщилось, задрожали губы, на белый воротник блузки закапали крупные слезы. — Ты только не бросай нас, девочка. Ты его побей, сильно побей. Хочешь, я тебе помогу? И Джельсомино поможет — он всегда твою сторону возьмет. Еще когда говорила я Франко — брось ты эту шлюху, брось!

Маша, шатаясь, вышла в коридор. Возле лестницы столкнулась с Лючией.

— Помоги мне собрать чемодан, — сказала она. — Я улетаю завтра в Лос-Анджелес.

— Но ведь ты собиралась отдохнуть перед Катаньей…

— Откуда ты взяла, что я устала? Лючия, прошу тебя, позаботься о Лиз.

— Ты вернешься? Мария, скажи: ты вернешься? — плаксивым голосом спрашивала Лючия.

— Да. Ведь ничего особенного не случилось, правда? — Маша словно слышала себя со стороны. — Все мужья изменяют своим женам. Потому что любви в жизни нет. Она только в музыке.

Он лежал с закрытыми глазами, но видел внутренним взором каждое ее движение. Вот она вошла в комнату, неслышно ступая босыми ногами по чистым крашеным половицам, подошла к окну, отодвинула краешек занавески и выглянула во двор.

Толя приоткрыл правый глаз. Нонна стояла к нему спиной. Он видел темные очертания ее крепкой ладной фигуры, рассыпавшиеся по плечам гладкие волосы. За окном шел дождь, мерно шелестя по крыше погреба, покрытой блестящим оцинкованным железом. В комнате пахло дымом от сосновых поленьев — Нонна успела растопить печь и наверняка уже поставила варить картошку. Он потянулся и сладко зевнул. Она быстро повернула голову.

— Не спишь?

— Иди сюда, — шепотом сказал он.

Нонна быстро вылезла из халата, который упал возле ее ног, переступила через него и шагнула к постели. Он видел, как колыхнулись ее высокие груди. Она откинула одеяло и, ощупав жадным взглядом его обнаженное тело, быстро легла рядом. От нее пахло парным молоком и сеном, шершавые крепкие ладони заскользили по его груди, животу, пробуждая желание.

— Бабушке ночью было плохо, — прошептала Нонна, горячо и прерывисто дыша ему в ухо. — Я сделала ей укол камфоры. Знаешь, нужно смастерить такой стул с дыркой, чтобы она могла ходить на двор в своей комнате. Она вчера упала…