Наталья Калинина - Яд в крови

— Это я его накрыл и запер крышку, — сказал толстяк. — Хороший рояль. Дореволюционный. Вы, конечно, заберете его?

— Мне его некуда поставить, — призналась Калерия Кирилловна. — Это рояль моей племянницы.

— А где она сама? — с любопытством спросил толстяк.

— Я бы тоже очень хотела это знать. — Калерия Кирилловна вздохнула и направилась в комнату Славика. Там она взяла со стола какую-то растрепанную тетрадку, прижала ее к груди и всхлипнула. — Это дневник моего племянника, — пояснила она толстяку. — Он погиб в автомобильной аварии. — Она снова всхлипнула и утерла нос платком, с незапамятных времен валявшемся в кармане ее плаща. — Последнее время мы с ним были не в ладах, потому что он был… не такой, как все мужчины (слово «педераст» Калерия Кирилловна считала матерным и ни за что бы не решилась произнести вслух — «педерастами» обзывала всех подряд больных толстая неряшливая нянька в «Кащенко»). Но он был такой хороший и добрый. — По лицу Калерии Кирилловны текли слезы, и толстяку стало ее жаль. Он достал из кармана чекушку водки, умело свинтил ей головку и, сунул в руку Калерии Кирилловне, велел:

— Пейте. Станет легче. Заодно помянете родственников.

Калерия Кирилловна послушно сделала большой глоток, закашлялась, сделала еще один побольше и вдруг, запрокинув голову, выпила все до дна. Толстяк поначалу изумленно таращился на нее, но, когда Калерия Кирилловна залихватским жестом зашвырнула пустую бутылку в окно, его изумление переросло в восхищение.

— Эта жизнь — сплошной обман, и я ему поддалась, — проговорила Калерия Кирилловна заплетающимся языком и тяжело опустилась на Славикову тахту. — Бессмысленный обман. Скажите, вот вы в чем видите смысл жизни? — Она обращалась не к толстяку, а к книжному шкафу с пустыми полками. Но за него ответил толстяк:

— Я никогда над этим не задумывался. Я всего семь классов закончил. Это вы, ученые, должны все знать и нам растолковывать.

— Был бы жив Ленин, мы бы до такого не докатились, и Славик был бы жив и никогда не стал бы этим самым, ну, который задницу подставляет. Бедный, бедный Славик… А все потому, что Сталин отошел от ленинской политики и создал себе культ личности. Но благодаря Сталину мы выиграли войну и построили социализм. Скажите, а вы хотели бы жить при коммунизме? — снова спросила Калерия Кирилловна у книжного шкафа, но, не дождавшись ответа, завалилась на бок и громко захрапела.

Дверь ему открыла Женя — Устинья разговаривала по телефону с Машей. Женя и провела этого незнакомого, не по здешнему элегантно одетого мужчину в гостиную, ибо он спросил, дома ли Марья Сергеевна Соломина.

— Тут ко мне пришли, коречка, — сказала в трубку Устинья. — Я перезвоню тебе чуть позже, ладно? Целую тебя очень крепко.

Она положила трубку и медленно обернулась.

— Так это ты, Юстина, — сказал мужчина и как-то неестественно рассмеялся. — Ну и ловкая же ты оказалась… баба. Продувная бестия. Юстина, что ты на меня так смотришь? Или не узнала? Да нет, я не с того света, а из Нового. Первая ласточка оттепели. Дай же я поцелую тебя, Юстина.

Он наклонился, взял в свою ладонь ее негнущуюся руку, коснулся сухими колючими губами и вдруг громко зарыдал, закрыв ладонью лицо. Устинья видела, как капали на белоснежную нейлоновую сорочку слезы, сбегавшие с его щек, как дрожал подбородок. Ей было жаль плачущего, но она боялась шевельнуться — казалось, она вот-вот рассыплется на несколько кусков и перестанет существовать как одно целое «я». Что-то творилось с ее головой, и она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на той мысли, что она — Юстина Ковальская, а это пришел ее муж, Анджей. Да, но ведь она уже давно не Юстина, а Марья Сергеевна, значит, Анджей пришел не к ней, а к Маше, своей мечте, своему идеалу, этому таинственному un Sospiro, которым она, Юстина, так никогда и не смогла для него стать. Анджей бы ни за что не стал разыскивать ее, Юстину, — это она всю жизнь только и делала, что разыскивала его, а он от нее убегал. Она и во сне часто видела, как ищет Анджея, плутая по пустынным улицам-лабиринтам незнакомого города, на чердаке какого-то бесконечно длинного строения, в парке, где вместо деревьев стоят гипсовые статуи обвитых змеями мужчин и женщин… Где только она его не искала! И ни разу не нашла. Но теперь он сам нашел ее, потому что она присвоила себе имя той, которую он всегда любил. Даже тогда, когда от нее уходил. Господи, это возмездие. Страшное возмездие. Почему она не умерла тогда, в Плавнях, от сердечного приступа? Почему не кинулась с обрыва в реку? Не бросилась под поезд? Не выпила пузырек снотворных таблеток? Что ей теперь делать?..

Она чуть-чуть приоткрыла глаза. Анджей сидел в кресле со стаканом в руке — он успел открыть бар.

— Эй, не бойся, я не собираюсь учинять тебе допрос, — сказал он и как-то жалко улыбнулся. — Одно скажи: ее больше нет?

— Она умерла, — тихо сказала Устинья. — Она тебя не вспоминала. Перед смертью она наконец встретила настоящую любовь.

Устинья видела из-под полуопущенных век, как лицо Анджея исказилось в гримасе не то боли, не то разочарования и порадовалась тому, что сумела хоть как-то его уколоть.

— Я в это не верю, — сказал он и залпом проглотил свой коньяк. — То, что она смогла стать женой этого вахлака Соломина, меня нисколько не удивляет — такие, как он, созданы быть вечными рогоносцами. Этот тип мужей-содержателей красивых и капризных женщин описан еще во времена Декамерона. Но в то, что она смогла забыть меня, я не поверю даже под страхом смертной казни. А ты, Юстина, здорово постарела и превратилась в настоящую жену высокопоставленного советского чиновника-бюрократа. С чем тебя и поздравляю — ты сделала головокружительную карьеру.

— Ты тоже изменился не в лучшую сторону, — проговорила наконец Устинья, теперь открыто разглядывая Анджея. — Нет, внешне все в полном порядке — чувствуется, ты преуспеваешь в своем Новом Свете, но вот твоя душа…

— Не хочешь ли ты сказать, что я продал ее дьяволу? — Он скорчил недоуменную гримасу, на мгновение став прежним Анджеем. Но только на очень короткое мгновение. — Ах, Юстина, а ведь ты, как всегда, права. Америка оказалась не очень романтичной страной, не то что Россия, которой я, между прочим, сыт по горло. Хочешь выпить?

Она покачала головой.

— Зачем ты пришел? Ведь если бы она была жива, ты мог сделать ей очень больно.

— Сам не знаю. Она… умерла своей смертью?

— Ее убил какой-то маньяк. Она жила все в той же квартире и пела в ресторане. Это она спасла от смерти нашего Яна.

— Яна? Но ведь он погиб в сорок четвертом. Ты сама сказала, что опросила десятки людей… — Анджей замолк и сидел какое-то время, неподвижно глядя перед собой. — Итак, Ян жив. Или это не он, а кто-то другой, но ты убедила себя в том, что это Ян. Теперь ты будешь верить в это до самой смерти. Счастливая ты, Юстина.