Джон Дири - Любовь и другие виды спорта

Хуже обстояло дело со спальным местом. Подобно тысячам обитателей тесных манхэттенских квартир, нормальной кровати, которая заняла бы четверть комнаты, я предпочел компактный раздвижной диван. Сначала я каждый вечер снимал подушки, складировал их в углу, раздвигал диван, поправлял матрас и укладывался спать. Потом мне это осточертело. К тому же я обнаружил, что спать на ровном полу гораздо удобней и приятней, чем на выгнуто-покатой конструкции из деревянных ребер и металлических опор. И мы с матрасом перекочевали на пол. Хотя, честно говоря, вся эта система меня немного раздражала и явно не способствовала полноценной сексуальной жизни.

Но как бы там ни было, с квартирой мне повезло. И отстегивал я за нее всего девятьсот долларов в месяц, таких цен уже не бывает. Просто наш дом из тех немногочисленных домов, в которых арендная плата регулируется специальным комитетом. Лично я отрицательно отношусь к этой социальной программе, по-моему, она ухудшает и без того тяжелую ситуацию на рынке арендуемого жилья. Однако это совершенно не мешает мне пользоваться ее преимуществами.

По этой маленькой льготной квартире я и метался теперь. Впрочем, та же сцена повторялась уже много лет изо дня в день. Каждое утро я умудрялся потерять самое необходимое — ключи, бумажник, пропуск. В панике я взглянул на настенные часы: десять минут девятого. Черт! Я опаздывал уже на двадцать минут.

Завязывая галстук перед зеркалом в ванной, я начал привычное упражнение. Так… бумажник… бумажник… Где я видел его в последний раз? Вчера в кармане пиджака? Заученным движением затянув галстук, я бросился к пиджаку, висевшему на спинке кресла-качалки, и проверил внутренний карман. Есть! Ладно, гордиться нечем, это было легко. Я сунул бумажник в задний карман брюк.

Теперь пропуск… пропуск…

Я быстро обшарил комнату взглядом. Пропуск… пропуск… про-о-о-опуск… вот он! На телевизоре. Пластиковая карточка скользнула в нагрудный карман рубашки.

Все?.. Господи… ключи! Ключи… ключи… ключи-и-и-и… Черт бы их побрал! Ключи найти обычно труднее всего — они могут прятаться где угодно, например под разбросанной одеждой или бумагами.

Я носился по комнате, шаря на столе, на журнальном столике, на музыкальном центре, на комоде…

Предварительный осмотр результатов не дал, и я чуть не взревел от досады. Ну почему я до сих пор не приучил себя к порядку? Неужели так трудно класть эти долбаные ключи в одно и то же место каждый день ?

Я предпринял вторую, более тщательную попытку. Еще раз на журнальном столике — под счетами, журналами… На столе — снова журналы, старые газеты, толстовка, опавшие листья сохнущего на окне цветка… На комоде… На каминной полке… Дьявол, куда же они подевались?!

Пока я бегал по комнате, мои мысли тоже бегали. Преимущественно они вертелись вокруг домашних дел.

Может, пора полить цветок? Нет времени, и потом, он же еще не до конца завял, доживет до вечера.

Может, убрать матрас на диван? Нет времени, и потом, что ему не лежится на полу.

Может, прибрать носки, трусы, шорты, полотенца с кресла, с комода, с дивана, с пола? Нет времени, и потом, в гости я никого не звал, так что беспокоиться не о чем.

Может пора помыть посуду? Не помыть, так хоть ополоснуть? Нет времени, и потом, хрен с ней, с этой посудой.

Неприятность номер два: мерзкая погода.

Обнаружив наконец ключи на бачке унитаза, я схватил портфель и пиджак, запер дверь и помчался по ступенькам вниз. Распахнув входную дверь, я наткнулся на стену плотного тяжелого воздуха. Утро, двадцать минут девятого, а столбик термометра уже подкрадывался к отметке +30.

Однако меня удручал не столько летний зной, сколько влажность, которая в то утро достигала губительных девяноста процентов. Некоторые болезненно реагируют на пыльцу, которая вызывает у них тяжелейший насморк. Я же очень чутко воспринимаю малейшее изменение влажности. Настолько чутко, что могу почти безошибочно, в пределах нескольких процентов, определить ее уровень. Ничто на свете так не угнетает меня физически и морально, как склизкое, липкое ощущение, вызываемое чрезмерной влажностью. Я не могу сосредоточиться, не могу работать и, что самое ужасное, не могу спать. На протяжении всего лета, сидя дома, я ни на минуту не выключал свой маленький оконный кондиционер. От того, что я гонял этот прожорливый агрегат по четырнадцать часов в сутки, мои расходы на электричество подскочили в три раза, но я без колебаний оплачивал все счета и не собирался отказываться от единственного полезного изобретения всех времен и народов.

Сейчас же от внезапного перемещения из райской прохлады моего однокомнатного оазиса в жаркую и густую влажность я окаменел прямо у подъезда. Меня затошнило. Станция метро находится в начале Восемьдесят первой улицы, всего в ста метрах от моего дома, но преодолеть это расстояние в такую жару все равно что заскочить на пару минут в русскую баню. Я чувствовал, как покрываюсь липкой пленкой пота.

Добравшись все-таки до метро, я обнаружил станцию безлюдной, значит, поезд только-только ушел. Сам не знаю зачем, я подошел к краю платформы и вгляделся во мрак тоннеля.

Темно, как в пещере. Ни намека на поезд.

Развернувшись, я удрученно вздохнул и поплелся к своему привычному месту. Руки я старался держать как можно дальше от туловища. Но легче от этого не становилось: тело просто заживо сгорало под костюмом. Ручейки пота текли по спине, по груди, донимая меня. Жалея, что не родился человеком-амфибией, я умоляюще вглядывался в конец платформы. Глухо.

Боже, сжалься…

Я начал метаться по платформе. Легкий ветерок, создаваемый движением, облегчения не приносил, но хоть какая-то имитация свежести. Восемь шагов в одну сторону, разворот, восемь шагов в другую. Люди на платформе тоже изнывали от духоты, каждый боролся с ней по-своему. При этом они искоса поглядывали на меня, как на встревоженного тигра в клетке.

Отмерив второй круг, я заметил мужчину, который сидел на скамейке у стены и читал газету. Носовым платком он то и дело промокал взмокший лоб. От одного его вида — рубашки, галстука и пиджака (толстого твидового) — у меня едва не началась истерика…

Отвернувшись, чтобы не видеть этого жуткого зрелища, я опять подошел к краю платформы и снова вгляделся в глубину тоннеля. Свет! Поезд! Мое спасение, мое убежище — он уже приближается! Наконец-то!

Я ощутил приятное дуновение холодного сухого воздуха. Поезд влетел на платформу. Ура! Он со скрипом остановился, напоследок приготовив мне и прочим мученикам еще одно испытание — выброс адски горячего воздуха из компрессоров под вагонами. И вот двери открываются. Мы спасены! Один шаг — и я будто в холодильнике… Да, да! Боже, да-а-а-а! Как я люблю — просто обожаю! — кондиционеры. Неописуемая, неземная, нетронутая влажностью прохлада. Дуй… дуй… дуй!