Маша Королева - Мечта мужчины, или 129 килограммов нежности

— Анечка, ты будешь чай или кофе? — крикнул из кухни Юра.

— Ничего не надо!.. Кроме тебя, разумеется.

— Тогда мой руки и иди сюда. Сначала покормлю тебя Люськиными блинами, а потом… потом сама увидишь, что произойдет!

Я улыбнулась, скинула туфли и прошла в ванную. Щелкнула выключателем.

И остолбенела.

В наполненной ванне сидела Люся. Ее голова была откинута назад, она уютно покоилась на резиновой надувной подушке. Глаза ее были закрыты, одна рука безвольно свесилась через край. А вода в ванне почему-то была красной, как будто бы в ней вымыли по крайней мере сотню испачканных акварелью рисовальных кисточек.

— Анечка, чего ты там так долго?

Я поняла, что сейчас в ванную зайдет Юра — зайдет и увидит вот это.

— Я сейчас, подожди, — я решительно закрыла за собой дверь и повернула вверх ручку, чтобы ее было невозможно открыть снаружи. Наверное, более логичным было бы заорать дурниной, хлопнуться в обморок или, на худой конец, броситься к Люсе и проверить, жива ли она. Но вместо всего этого я инстинктивно оберегала Юрино спокойствие. Забавно — еще одна медвежья услуга Синицыну. На несколько секунд задержать счастье, которое грозится навсегда выскользнуть из рук.

И только после этого я схватила Люсину руку и попыталась вспомнить, как прощупывается пульс. Пульс был слабеньким, но он был . Она не могла потерять много крови — вода в ванне была не мутнокрасной, а совсем прозрачной. Я выдернула из ванны затычку — еще не хватало, чтобы Юра увидел единственную дочь плавающей в луже крови. Я была уверена, что ничего серьезного с малолетней идиоткой не произошло. Вызывать «скорую» бессмысленно, придется ждать как минимум полтора часа. Лучше мы сами отвезем ее в больницу.

Я завернула дуреху в огромную махровую простыню и только потом открыла дверь и позвала Юру.

— Иди, пожалуйста, сюда. У нас проблема! Только ты не волнуйся.

— Что случилось? — Он втиснулся в ванную и удивленно уставился на Люсю, с закрытыми глазами лежавшую в пустой ванне. — Что с ней? Господи, Люська!

— Я побуду с ней, а ты беги ловить машину, — скомандовала я, — ей надо в больницу. Не волнуйся, она жива.

Юра молча кивнул и выбежал из ванной.

А я похлопала Люсю по щекам. Если она все же при смерти, то почему у нее такие румяные щеки? Человек на грани жизни и смерти не может выглядеть, как купеческая дочь во время вечернего чаепития.

Я впервые видела Люсю без косметики. Все же она была еще совсем ребенком. На нежный возраст намекала и приятная припухлость щек, и яркий цвет губ, и млечный путь мелких прыщиков на лбу. Я погладила ее по спутанным волосам. И в этот момент она вдруг распахнула глаза — резко, как кукла, которую быстро привели в вертикальное положение.

— Ты? — ясным, совсем не обморочным голосом спросила она. — Что ты здесь делаешь? Куда делась вода?

— Это ты что здесь делаешь? — напустилась на нее я. — Соображаешь, что наделала?

— Не твоя забота, — она попробовала встать, но я удержала ее за плечо. — Моя ванная. Что хочу, то и делаю.

— Сиди уж. Отец твой за машиной побежал. В больницу поедем.

— Не хочу в больницу, — расширила глаза Люся. — И вообще, ты, как всегда, не вовремя.

— Дура ты, Люська, — вздохнула я, — и сволочь к тому же.

— Я?! Что я сделала?

— Об отце бы хоть подумала… Хорошо еще, что мы сразу тебя нашли.

— А отцу на меня наплевать, — пробурчала Люся. — С тех пор, как ты появилась, он только о тебе и говорит. Свалилась на нашу голову. И зачем тебя только черти принесли?

— Люся, я сегодня же уеду из этого города. Договорились? Только это будет наш с тобой секрет.

Она недоверчиво на меня посмотрела:

— Правда, что ли? И никогда не вернешься?

— Никогда, — сжав губы, кивнула я.

Юра вернулся через пять минут, запыхавшийся.

— Где она? Люся! Не умерла?

— Типун тебе на язык. Жива и здорова доченька твоя. И в больницу ехать отказывается. Но я бы советовала все равно ее туда отвезти, на всякий случай.

— Ага, а они меня в психушку отправят! — подала голос Люся, но Юра посмотрел на нее так, что она тут же замолчала.

— Юр… Знаешь, я пойду. В больнице я буду лишняя.

— Что за глупости! — Лицо у него было совершенно серое.

— Поверь мне, так будет лучше. У Люси стресс. Пусть все, кажется, обошлось, но ей сейчас нелегко. Ей не хочется, чтобы рядом была чужая тетка.

— Ты думаешь? — растерялся он.

— Уверена. А я зайду к вам вечером.

— Ну, если ты так считаешь… наверное, и правда так будет лучше. А ты точно вечером придешь?

Мое сердце сжалось до крохотной точки. Я не имею права бросать его в таком состоянии. И остаться тоже не могу. Черт, как же я запуталась! В любом случае, загляну к нему перед электричкой. Наплету что-нибудь о том, что мое временное отсутствие пойдет на пользу Люсе… Или скажу, что поехала в Москву за паспортом. Да, это лучшее решение. Из Москвы я напишу ему письмо, в котором все объясню.

— Аня! Так ты вечером придешь?

— Конечно приду! Ну куда ж я от вас денусь?

— Тогда мы побежали, такси ждет.

— Счастливо!

— До вечера.

По дороге домой я зарулила в церковь. В ту самую, где почти год назад я познакомилась с Женей. Да, Жене надо будет тоже написать письмо. С ней я вряд ли успею даже попрощаться.

Я купила несколько свечей.

В церкви было много народу. В основном все лица были мне знакомы. Но один человек — мужчина в запылившейся грязной одежде — сразу привлек мое внимание. Он стоял ко мне спиной и смотрел на мою любимую икону. Не молился — просто смотрел. Что-то в его фигуре показалось мне знакомым. «Да ну, померещилось, — подумала я. — И потом, может, я и правда его когда-нибудь здесь видела. Городок-то маленький, сплошь знакомые лица…»

Я подошла к иконе, зажгла свечу и на несколько секунд закрыла глаза. Молиться я не умею, но всегда перед тем, как поставить свечку, шепчу беззвучное «прости» единственному человеку, которому я причинила вред.

Когда я открыла глаза, то сразу заметила, что человек в пыльной одежде смотрит на меня. Я обернулась к нему и хотела уже недовольным полушепотом напомнить, что неприлично разглядывать людей, которые молятся, но слова застряли у меня в горле.

Потому что передо мной стоял мой отец.

Все было у Оли Бормотухиной. И сто двадцать девять килограммов живого веса — только вот теперь ни одна жировая складочка не казалась ей лишней. И нерушимая вера в свою красоту. И десятки заинтересованных мужчин. И затаенная зависть окружающих. Был у нее шкаф, забитый доверху дорогими нарядами, — Оле не подходили вещи из стандартных магазинов, зато в ателье ей шили копии новинок известнейших европейских домов моды.

У нее был автомобиль, ярко-красная «мазда». Правда, права она получить не успела и за руль садиться опасалась, несмотря на наличие опытного инструктора.