Ким Уилкинз - Призрак острова 

Я не думал, что нужно что-то отвечать на эти слова и просто молча стоял.

— Сегодня вечером я не вернусь к своей матери. Сегодняшнюю ночь я проведу рядом с тобой и отдам тебе свое тело, как уже отдала душу.

От твоих слов у меня закипела кровь, и я засмеялся.

— Ты разыгрываешь меня?

— Нет, моя любовь.

Ты засмеялась и прижалась ко мне, а я сильнее обнял тебя.

— Завтра, когда я проснусь в твоих объятиях, мы будем строить планы на будущее, — сказала ты, и твой голос утонул в моей груди. — Планы на оставшееся время.

Уже совсем стемнело, мы вернулись в наш деревянный шалаш, и я не мог оторвать губ и рук от твоего теплого тела. А потом ты опустилась на колени передо мной и, расстегнув крючки на своей одежде, сбросила ее так же легко, как буревестник падает вниз с верхушек деревьев.

— Я люблю тебя, Видар, — сказала ты, утопая в моих руках.

— Я люблю тебя, Хала, — ответил я, прижавшись к твоей теплой коже и забывая обо всем.

Ветер стонал снаружи, и дрова трещали в костре. Это был последний момент счастья, который я знал. Потом послышались шаги. Ты устремила взгляд на дверь.

— Кто это?

— Хала, оденься, кто-то идет, — сказал я.

Ты быстро схватила свою одежду, пока я пошел к двери. Крупный мужчина с всклокоченной бородой стоял между деревьями в двадцати шагах от шалаша.

— Кто ты? Где моя кузина Халдиза?

— Халдиза в безопасности, — ответил я. — Она здесь, со мной.

Потом ты появилась около двери, взволнованная и перепуганная.

— Асбьёрн! — воскликнула ты. — Что ты здесь делаешь?

— Посмотри на себя, шлюха. Как ты посмела опозорить так свою семью?

Он вышел вперед, и я увидел, что он держит меч. Я схватил тебя и оттащил в сторону, но ты вырвалась.

— Асбьёрн, брось оружие, ты дурак, — сказала ты. — Видар, не обращай на него внимания. Я пойду с ним и объясню всем, что я собираюсь стать твоей женой, и им придется просто принять это. Не волнуйся. Завтра я вернусь.

Асбьёрн выглядел рассвирепевшим и стоял, воткнув свой меч в землю.

— Ты принесла позор на Церковный остров, Хала, — сказал он.

— Да, да, пойдем. Не теряй больше времени. Холодно. — Ты взяла его за руку и отвернула, улыбнувшись мне через плечо и проговорив одними губами: — Я люблю тебя.

Но я был так переполнен чувствами, что ничего не ответил тебе. Ничего. Это «ничего» мучило меня тысячу лет. Каждый день я жалел, что не сказал: «Я люблю тебя, Халдиза. Я твой навсегда. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. Не бойся ни смерти, ни тишины, ни моего отца. Я найду тебя и верну себе. Это я обещаю всем своим сердцем».

Но я не сказал ничего.

Ты не вернулась на следующий день, но я решил, что тебе нужно время, чтобы обо всем переговорить со своей семьей. Я провел долгие часы в одиночестве, вырезая фигурки из дерева, чтобы чем-то занять свои руки, потому что ни мой мозг, ни мое сердце мне не принадлежали. Когда ты не появилась и на следующий день, я тихо собрался, взял топор и копье и отправился за тобой.

Когда я подошел к лагерю, две маленькие девочки играли около деревянного домика, Ислейф разговаривал с женщиной, которая, как я догадался, была твоей матерью, а Асбьёрн прибивал перекладину над входом в церковь. Одна из девочек, которая первой заметила меня, побежала в мою сторону с криком:

— Где твоя лошадь?

Я вытянул руку, останавливая ее своим жестом, чтобы она не приближалась ко мне, потому что я должен был выглядеть серьезным и достаточно устрашающим. Она остановилась и неуверенно перевела взгляд с Асбьёрна на меня и обратно.

— Иди сюда, — сказал Асбьёрн, и девочка пошла к нему. К этому времени твои дядя и мама уже пристально смотрели на меня. Ислейф сказал что-то чуть слышно, и твоя мать взяла девочку за руку и вошла внутрь дома. Асбьёрн стоял справа от меня, с угрожающим видом.

— Ты опять навестил нас, Видар, — сказал Ислейф, улыбаясь. Хотя за этой улыбкой что-то скрывалось. Страх? Да. Но также готовность к самопожертвованию.

— Я хочу видеть Халу, — сказал я.

— Она не может быть твоей, — ответил Асбьёрн. — Она принадлежит нашей семье. Возвращайся, откуда приехал, и оставь нас в покое.

Я проигнорировал Асбьёрна, потому что в вашей общине не он был главным.

— Ислейф, мы с Халой любим друг друга и хотим быть мужем и женой, — сказал я. — Отдай ее мне. Ты держишь ее против воли.

— Ты надломил ее волю, — ответил Ислейф. — Халдиза христианка, и как только ее разум вернется к ней, она возьмет в мужья моего дорогого друга Улфа. Ты должен уйти с острова, и тогда Хала откроет свои настоящие чувства.

Внутри меня взыграла злоба, и мои глаза засверкали от гнева. Мне было очень хорошо знакомо это чувство, когда кровь ударяет в голову перед битвой, когда образы и звуки становятся ярче и резче.

— Хала моя, — сказал я. — А я принадлежу ей. Пусть она выйдет и все объяснит.

— Нет, она со своей семьей. Она больше не увидится с тобой. Возвращайся к… к себе домой. Тебе больше нечего делать на Церковном острове.

— Это Остров Одина, — я сделал шаг вперед, а Ислейф отошел назад. Мои руки сжимали рукоятку топора. Я точно знал это чувство, которое испытал бы, когда поднял бы топор, и снес бы голову Ислейфа. Я точно знал, какова должна быть сила размаха, какой был бы звук и какова дрожь в моих плечах от напряжения… Потом я подумал о тебе, о тех, кто находился внутри и удерживал тебя там силой. Но ты не хотела бы, чтобы я убил твоего дядю. Ты хотела бы, чтобы я нашел способ решить эту проблему разумом.

Я сделал глубокий вдох и заставил свои руки расслабиться. Затем я увидел, что Ислейф тоже вздохнул облегченно.

— Я вернусь, — сказал я, — и Хала будет моей. Но я не стану проливать твою кровь, Ислейф. Передай Хале, что ей не нужно бояться меня.

— Отдай себя Христу, Видар, — произнес он, — это единственный путь.

Я прикусил язык и пошел прочь. Краска стыда заливала мое лицо и шею. Если бы только мои братья видели меня, возвращающегося обратно ни с чем, позволяя христианину указывать мне, что делать! Но потом я осознал, что мои братья больше не служили мне примером, и я почувствовал себя свободным. Под давлением серьезных обстоятельств я изменил свой взгляд на жизнь, теперь я не мог убивать. А это значило, что я достоин твоей любви и доверия.

Никогда до этого я не уходил с поля битвы, но сейчас у меня получилось, и я был ободрен этим.

Вместе с закатом солнца я вернулся в Асгард. Длинный холл в Валяскьяльве жил своей жизнью и был наполнен огнями, музыкой и болтовней. Отовсюду слышались разговоры, песни, смех, поцелуи, брань; доносились запахи еды и питья. Это были наши золотые дни, когда в доме моего отца царили тепло и веселье, и дом этот не был таким несчастливым местом, как теперь. Войдя внутрь, я остановился и поискал глазами отца. Когда я увидел его, во мне начало расти раздражение. Я хотел поговорить с ним, пока был еще в состоянии владеть собой.