Виктория Ростокина - Счастье в кредит. Книга 2

— Откуда ты знаешь о Блаватской? — изумленно спросил профессор, когда Наташа назвала свою тему.

— От Вианы, — сказала она. — Я брала у нее почитать «Тайную доктрину». Изданную в Женеве, но по-русски.

Может, это и смешно, но одно лишь произнесенное Наташей имя Вианы заставило профессора одобрить тему. Хотя его коллеги, если кто из них и читал труды Блаватской, серьезным философом считать ее не могли. Не такая это крупная фигура, как, скажем, Кант, Гегель или материалист Фейербах. А кое-кто и вовсе считал ее шарлатанкой или даже кликушей.

Однако общественное мнение никогда не было определяющим для профессора Мартынова. Он привык полагаться на собственную голову. В данном же случае — и на собственное сердце, которое громко стукнуло от короткого слова: «Виана».

Для порядка Владимир Константинович все же спросил:

— А что ты знаешь о Елене Петровне Блаватской? Чем она тебя заинтересовала?

Против ожидания Наташа начала совсем не с того, с чего принято начинать рассказ о философе.

— Она была очень некрасивой, мужеподобной женщиной. И ей была противна физическая близость.

Профессор закашлялся даже:

— Ну, а мировоззрение? Философские взгляды? Жизненная позиция?

— Отсюда и взгляды. Отсюда и позиция. Она была вся устремлена к духовности.

— Но любой философ — настоящий, конечно, — устремлен к духовности.

— Остальные — только умом. А она — всей душой. И телом тоже.

Профессор усмехнулся, позволив себе вольность по отношению к ученице:

— Студентка Денисова, выходит, вы разделяете взгляды Блаватской в отношении физической близости?

Наташа смутилась:

— Нет, что вы. Я ведь — обыкновенная. А она… она, к примеру, могла создавать вещи прямо из воздуха. Захотела сделать ребенку подарок — рраз! — появился игрушечный барашек на колесиках.

— Да? — заинтересовался профессор. — Я об этом не знал. Но писать-то будешь не об этом. Твоя тема — философия, а не магия.

Наташа лукаво посмотрела на него. У нее была возможность отплатить ему за иронический вопрос насчет физической близости. И она сказала самым невинным тоном:

— А Виана считает, что магия включает в себя и философию, и психологию, и все остальное. Я передам ей, что вы не согласны. Да?

Владимир Константинович покраснел, как ребенок, которого застали за поеданием припрятанного на зиму варенья.

— Зачем передавать? Ничего не надо передавать! Какое это имеет отношение к…

— Никакого, — сказала Наташа. Добрый, умный Владимир Константинович! Знает латынь и древнегреческий и еще массу европейских языков, цитирует на память Платона и Аристотеля, но теряется от одного безобидного упоминания о Виане! Точно ребенок.

Мартынов только сейчас понял, что ученица подтрунивает над ним. Он не обиделся. Он прекрасно видел, что Наташа делает это добродушно, любя.

— А если серьезно? О чем будешь писать? Блаватская ведь подарила Западу огромное количество древних знаний Востока. А объем твоей курсовой невелик. Надо выбрать что-то локальное. Какую-то одну проблему.

— Меня интересует учение о карме.

— Гм, интересно. А почему именно карма?

— Как почему? Потому что карма — это справедливость. Каждый получает то, что заслужил. Тютелька в тютельку. Ни больше, ни меньше. И из этого складывается судьба.

Профессор задумался. Ему нравилась эта девочка. Сильная студентка, подает надежды. Как хорошо, что она задумывается прежде всего о проблеме справедливости. И, он уверен, свою работу она напишет не формально, не ради оценки в зачете. Пусть трудится. Пусть пробует, ошибается. Быть может, рано или поздно из нее выйдет настоящий ученый. Подлинный философ, а не такой, как эти многочисленные кандидаты и доктора наук, которые получают свои знания, цитируя высказывания очередного вождя.

Профессор невольно поморщился, вспомнив, как исправляла свою диссертацию его дочь после смерти Брежнева. Механически вычеркивала ссылки на бывшего Генсека, заменяя их высказываниями Андропова.

— Платоша! — сказала тогда ему Ирина назидательно. — Я вообще не понимаю, как ты пробился в профессора. Ты ни бум-бум в таких простых вещах. Это же самое главное: сноски и библиография. В перечень использованной литературы я вставлю еще и нашего нового секретаря партбюро. Он как раз издал книжку, на мое счастье.

— Но он тупой, как валенок!

— Зато влиятельный. Мне что надо? Успешно защититься. — Ирина приняла позу древнеримского оратора и высокопарно продекламировала: — Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан!

…Наташа не станет так поступать. Она будет настоящим ученым, без фальши. Может быть, в этом — ее судьба. Ее карма.

И опять — что за наваждение! — всплыло в памяти профессора прекрасное лицо Вианы. И ее низкий голос:

— Судь-ба. Суд Божий…

Ирина злилась. С каждым днем злилась все больше и больше.

Мало того что отец отдал дачу в распоряжение этой деревенщины. Так Ирина еще и дома теперь постоянно слышит от него одно и то же: Наташа, Наташа, Наташа… Тьфу!

Дошло до того, что он поставил ей, своей дочери, в пример эту бледную глисту: Наташа, дескать, очень хорошую работу пишет, а ты?

— Трудно жить не работая, но мы не боимся трудностей! — ответила Ирина якобы шутливо, но внутри у нее все кипело от раздражения.

Только что звонил Андрей. Умоляет встретиться. А где? Не здесь же, под носом у папашки?

К тому же сюда, того и гляди, заявится эта их чернявая знахарка… как ее… Виана.

Виану Ирина невзлюбила с первого взгляда: она терпеть не могла женщин, соперничающих с ней по красоте. К тому же их водой не разлить — целительницу и Натали, а Ирину теперь бесило все, что касалось Наташи.

Как хорошо было бы сейчас крутить любовь на даче! Так нет же: там эта придурочная пишет свои умные работы.

Чтобы хоть как-то успокоить разгулявшиеся нервы, Ирина принялась наводить порядок в квартире.

Пыль, пыль, сколько ни вытирай, всюду пыль. Это от книг. Черт бы их побрал! Папашка покупает и покупает, проходу от них нет, уже на полу по всем углам стопки стоят. Не квартира, а букинистическая лавка. Или пункт приема макулатуры. Вот взять назло да отдать все пионерам, которые бумагу собирают. Всюду валяются эти рукописи. Ладно бы только свои, а то еще и студенческие!

Вот, например. На самом неподходящем месте. На магнитофоне. А если дочери захочется музыку послушать?

Она взяла стопку листов, исписанных твердым, четким почерком, чтобы переложить на отцовский письменный стол. И вдруг увидела на титульном листе: «Денисова Наталья. II курс философского факультета МГУ».

Первым ее порывом было разодрать, растоптать, уничтожить рукопись. Но Ирина редко поддавалась первому порыву. Гораздо чаще она действовала обдуманно.