Виктория Ростокина - Принцессы на обочине: Езда без правил

Иришка не могла его встретить, она училась, да он и не давал ей телеграмму.

А в доме было тепло. Почти как в Ташкенте.

Иришка с кем-то говорила по телефону, выглянула в прихожую, махнула рукой отцу, но разговор не прервала.

— А я думал, ты учишься, — сказал Мартынов.

— Сейчас-сейчас, — не отрываясь от трубки, прошептала дочь.

Мартынов разделся, поставил чайник на огонь и решил, что сначала полезет в ванную, а уж потом будет распаковывать подарки.

— Но у меня дома теперь не получится, — сказала Ирина в трубку. — Да, вернулся. Вот только что…

Мартынов с удивлением прислушался к разговору.

Неужели его разборчивая дочурка наконец завела кавалера? На то было похоже — она ради своего собеседника даже толком не поздоровалась с отцом. Обычно все было иначе. Ирина управляла своими ухажерами так безжалостно, что отец порой даже жалел их.

«Ну, дай Бог, — подумал он. — Дай Бог. А то засидевшаяся в «девках» барышня обычно становится злой-презлой».

— Ну, скажи ей, что обычно, — ночная работа, — засмеялась дочь. — Договорились? Ладно, если тебе действительно пора… Целую. Крепко-крепко… Жаль, что по телефону…

«У-у, да там уже все вон как! — обрадовался Мартынов. — Да, скоро стану дедушкой!»

— Ну, здравствуй, Платоша, — Ирина обняла отца и поцеловала в щеку. — Что так задержался? Понравились восточные сладости?

— Кисло. Не симпозиум, а какая-то поголовная пьянка с утра до вечера. Эти товарищи… Представляешь, уже собрались в аэропорт. У нас там был один сопровождающий. Едем в машине. Он говорит — до отлета еще три часа, заедем ко мне. Ну, заедем. А там стол — ломится. Восточный обычай — на посошок! — рассмеялся Мартынов.

— И ты опоздал на самолет.

— Ты слушай! Опоздал! Это еще цветочки! Меня напоили так, что я очнулся только на следующий день. Что?! Чего?! Как?! Самолет! Ничего, успокойся, полетишь другим рейсом, а сейчас за стол. Слушай, силой затащили. Вот не преувеличиваю — силой!

— И ты опоздал на самолет?

— Да ты слушай. Вчера уже говорю — все, больше не могу! Улетаю! Не уважаешь? Уважаю, но не могу! И знаешь, что он делает? Кричит — жена, дети, идите сюда, просите гостя. И приходит жена, четверо малышей, становятся, слушай-слушай! — становятся на колени — дядя, не уходи выпей с папой на посошок!

Ирина уже каталась по дивану от смеха.

— Я их поднимать — ни в какую! Пока не выпьешь, не встанем!

— И ты…

— И я очнулся только сегодня утром. Ириш, я сбежал оттуда, как последний преступник. Прятался в аэропорту от них — ведь они за мной приехали, искали… С ума сойти!

— А симпозиум?

— Знаешь, встретил Бочана Шарикара!

— Кто это?

— Да Господи! Ты же читала его — «Синкретность мира на основе буддизма».

— Правда, тот самый? Ну и?

— Приглашал к себе. Знаешь, у них как — приезжайте. И потом очень удивляются, почему тебя нет. Словно я вот так взял и поехал, куда хочу.

— Да, они не могут этого понять…

— Ну, а ты как?

— Ничего.

— Ириш, ничего — пустое место, нуль. Я же отец, мне нужны подробности.

— Платоша, подробности губят ученых. Ты сам говорил.

— Глупости, я не изучать тебя собрался — ты же моя дочь. Кто это с тобой говорил сейчас?

— Один такой себе Андрей.

— Хороший парень?

— Нуждается в кое-какой шлифовке. Но как полуфабрикат весьма податлив.

— Ириш, это как-то цинично звучит, — сморщился Мартынов. — Впрочем, мне показалось, что он не такой уж «полуфабрикат».

— А что тебе показалось?

— Что ты с ним несколько любезнее, чем с остальными.

— Возможно.

— Он где, кто, что? Я его не знаю?

— Его ты не знаешь, — сделала дочь ударение на первом слове.

— А кого я знаю? — спросил Мартынов.

— Его жену.

— Он женат? Печально.

— Я думаю — ничего печального.

— А кто его жена?

— Та самая милая девочка, за которой ты приударяешь, — сказала дочь с улыбкой сообщницы. — Ну, вспомнил? Наташа Денисова.

Мартынов опешенно смотрел на Ирину, пытаясь найти в ее лице искорки лукавства. Не могла же она говорить это всерьез. Она, конечно, его разыгрывала.

— Ха… — улыбнулся Мартынов, думая, что именно так надо реагировать. — А если серьезно?

— Я вполне серьезно. Тебе — девочка, мне — мальчик.

— Ты?.. — не договорил Мартынов.

— Да, я серьезно, я не шучу, я не разыгрываю! Что ты открыл рот, Платоша? Что у меня не так? Чему ты так удивляешься? Разве тебе самому это не на руку?

— Замолчи! Что ты несешь?! Почему это мне должно быть на руку?! Ты совсем с ума сошла?! Что ты тут делишь чужую семью?!

— Платоша, это ты начал ее делить. Зачем же путать причину и следствие? А еще Платоша!

— Ира, ты что-то несусветное несешь! Мне даже смешно оправдываться! Я и Наташа Денисова?! Абсурд! Глупость! Нонсенс!

— Неужели? У меня несколько другие сведения. Впрочем, это твое дело, а Андрей — мое.

— Нет, ты не посмеешь! Ты… ты не сможешь! Да ты не такой человек! Это нельзя! Что ты, Ириш? Это нехорошо.

— Я посмела, я смогла. И я такой человек! Ясно? Я не лезу к тебе, когда ты со своими студенточками…

— Я сейчас тебя ударю, — тихо сказал Мартынов. — Я ударю тебя по лицу. Слышишь? Ты хорошо меня слышишь? Ты больше никогда не встретишься с этим человеком. Ты оставишь его. Ты не будешь ломать чужую семью, да еще так подло! А иначе…

— Что — иначе? Что? Что — иначе? Ты меня проклянешь? Выгонишь из дому? Что — иначе?

— Иначе мне будет очень больно, — сказал Мартынов.

Больно ему было уже сейчас. Вдруг сильно кольнуло сердце. Так уже было с ним перед тем, как случился микроинфаркт. Слава Богу, тогда он не умер. Но своего сердца с тех пор он боялся.

Чайник на кухне выкипал. Мартынов выключил его и опустился на табуретку. Сердце отпустило. Но боль не прошла…

Денег опять не было.

Теперь они улетали с такой быстротой, что Андрей даже не успевал сообразить — на что, куда? Впрочем, это было ясно и так. И скорее надо было даваться диву совсем по другому поводу — как это он и Наташка дотягивают до стипухи, если на один сладкий вечер с Ириной у него уходит не меньше полусотни.

Ирина умела тратить деньги и делала это со вкусом. Андрей впервые почувствовал, что красивая жизнь — это не просто французский коньяк на квартирке у Антона, где нет предков, не просто заграничные шмотки. Красивая жизнь — это дорогие рестораны и вкусная еда, белое вино к рыбе и красное к мясу, крахмальные салфетки и услужливые официанты. Оказывается, такие еще водятся в СССР. Они не подобострастны и не высокомерны. Они — тени. Они могут посоветовать, они доверительно отговорят или предложат, они найдут уютный столик и сделают нечто такое, чего не сделают для других, например закажут машину. Нет назойливости или панибратства. Они тебя уважают.