Сьюзен Льюис - Классная штучка

Мужчина придавил её, тяжеленный, как бревно. Элламария лежала под ним, вытянувшись в струнку; тело её напряглось и сжалось, превратившись в стальную пружину. Тяжело дыша и пыхтя от усердия, мужчина после недолгой борьбы исхитрился-таки раздвинуть её ноги в стороны.

Последующее за этим насилие и унижение были столь чудовищны, что Элламария поймала себя на мысли, что уж лучше бы насильник её зарезал. Его домогательства были гнусны и грязны, а извращенная фантазия не знала границ; снова и снова он терзал её измученное тело, нашептывая на ухо мерзкие слова.

Закусив губу и уставившись невидящими глазами на его брошенные на пол джинсы, Элламария молча плакала. Во рту стоял солоноватый привкус; она и сама не заметила, как закусила губу до крови. Наконец, что-то пробормотав, мерзавец привстал и извлек из неё член. Элламария уже подумала было, что он насытился, однако, увы, это было не так; главное унижение ждало её впереди. Насильник рывком перевернул её на живот и заставил встать на четвереньки. Даже в самых жутких кошмарах Элламария не могла ожидать того, что последовало за этим. От жгучей боли в заднем проходе она едва не потеряла сознание, однако насильник хотел, чтобы она испила чашу сполна и до конца испытала всю глубину его сладострастия; схватив её за волосы, он запрокинул голову Элламарии назад, вновь и вновь всаживая в неё свою напряженную плоть.

И вдруг все кончилось. Бессвязно лопоча, он опустился на сбитые простыни рядом с ней; из-под маски градом катился пот. Элламария лежала неподвижно, сознавая лишь одно: нож, вывалившийся из его обессилевшей руки, лежал на полу возле кровати. Удалось бы ей дотянуться до него, она бы без колебания убила этого подонка. Тот по-прежнему сопел рядом, ещё во власти испытанного наслаждения. Да, надо попытаться, другой возможности не будет.

Элламария уже опустила руку, как вдруг, к её ужасу, мужчина зашевелился и, внезапно заключив её в объятия, попытался поцеловать прямо в губы. Вне себя от отвращения, Элламария укусила его. Мужчина отпрянул, изрыгнув проклятие, и свирепо уставился на нее. И тут Элламария впервые увидела его глаза в узкой прорези маски. Господи, это он! Жуткий страх сдавил её сердце ледяными пальцами. Это были те же холодные бледные глаза, что, не отрываясь, следили за ней в течение всей той незабываемой вечеринки у Роберта Блэкуэлла. Да, это он, Адонис - сомнений нет. Его ужасные глаза будут преследовать её до гробовой доски.

Приподнявшись на локтях, он посмотрел на нее. К горлу Элламарии подкатила горечь. Ей хотелось лишь одного - умереть.

Адонис встал с кровати и начал одеваться.

- Я ведь тебе обещал, что дождусь своего часа, - сказал он. - Но мне надоело ждать.

Плотно зажмурившись, Элламария молча дожидалась, пока он уйдет. Наконец, когда её уже окружала одна тишина, она открыла глаза. Хлопнула входная дверь. Он ушел.

Медленно, дрожа всем телом, Элламария привстала и свесила ноги на пол. Все её тело настолько болело, что даже двигаться было мучительно больно. Опустив глаза, Элламария увидела на бедрах кровь; простыни тоже были окровавлены. Она хотела сорвать опоганенные простыню, но руки отяжелели и отказывались повиноваться. Слезы ручьем полились из её глаз; словно подстреленное животное, Элламария, жалобно хныча, поползла в ванную.

Пустив горячую воду, она наполнила ванну.

Когда она опускалась в обжигающую воду, боль, пронзившая её тело, была невыносимой, но Элламария понимала - иного выхода нет. Намылив жесткую мочалку, она принялась с остервенением скрести свое тело. Однако толку не было - сколько бы она не отскребала грязь, его липкие руки и тяжесть терзавшего её стального прута, она по-прежнему ощущала не только всей кожей, но и нутром. Элламарии казалось, что теперь, не сумев отмыться, она останется опоганенной навсегда.

Наконец она встала из ванны и, закутавшись в полотенце, распахнула дверцы шкафчика с аптечкой. Не решаясь посмотреть на себя в зеркало, вынула склянку аспирина. С трудом проковыляла в кухню и налила воды в стакан. Передвигаться ей было мучительно больно, при каждом шаге в её израненное лоно вонзались стальные колючки. Добравшись до дивана в гостиной, она обессиленно рухнула на подушки.

Она вытрясла на ладонь пару таблеток аспирина и запила их водой. Затем выпила ещё пару таблеток. Потом ещё несколько...

* * *

Разбудил её пронзительный звонок. Открыв глаза, Элламария осмотрелась по сторонам. Она ничуть не удивилась, осознав, что лежит на диване в гостиной. Даже во сне она не смогла ни на минуту забыть о случившемся, о чудовищном насилии, которому подверглась. При холодном свете дня это казалось даже хуже, нежели ночным кошмаром.

Телефон продолжал звонить, и Элламария скатилась с дивана на пол. Стоять она была не в состоянии, ноги мучительно ныли, а израненное нутро невыносимо горело. Не помня себя, Элламария сняла трубку.

- Элламария, это ты? - узнала актриса голос Боба.

Ответить она не смогла.

- Элламария? Ты там?

Облизав, пересохшие губы, она с трудом выдавила:

- Да.

- Ты в порядке? - Боб прекрасно понимал, как она злится, и был готов к разносу. Однако было в голосе Элламарии нечто такое, заставившее его сразу заподозрить: что-то неладно.

- Да.

- Что-то не похоже.

Элламария снова не ответила.

- Ты меня слышишь?

- Где ты был? - прохрипела она, чувствуя, что слезы катятся градом. Куда ты пропал?

- Я тебе все объясню. Сейчас приеду.

- Нет! Нет! Ни в коем случае.

- Что? - в голосе его слышалось изумление. - Что там происходит? Ты заболела?

- Позже приходи. Не сейчас.

Повесив трубку, Элламария обессиленно упала на спину и обвела глазами гостиную. Цветы! Целое море цветов! Цветы от насильника - от проклятого извращенца!

На полу валялись таблетки аспирина, возле дивана лежал опрокинутый стакан. Должно быть, она лишилась чувств, прежде чем успела наглотаться их вдоволь; в противном случае была бы уже мертва и избавлена от необходимости терпеть боль и терзаться ужасными воспоминаниями.

Напрягши все силы, Элламария заставила себя встать. Полотенце, которым она обмоталась после ванны, упало на пол, и её охватила паника. Нужно прикрыться. Она теперь нечистая, опоганенная, и должна прикрываться.

Подобрав какие-то газеты, Элламария пошвыряла их в камин и зажгла. Затем, один за другим, побросала в огонь все букеты и заковыляла в спальню. При виде перепачканных простыней она в ужасе отшатнулась, однако, собрав всю солю в кулак, все-таки сорвала их, отнесла в гостиную и, достав из ящика комода ножницы, искромсала вдоль и поперек. Покончив с простынями, Элламария побросала обрезки в огонь и некоторое время сидела и следила, как пламя пожирает их.

Может, позвонить в полицию? Однако - зачем? Содеянное вспять не повернуть. Он надругался на ней, какой теперь прок от полиции? Да, конечно, его накажут - если поймают. Но Элламария даже не могла толком объяснить, кто он, и где его искать. Да и меньше всего на свете ей хотелось бы это знать. Да и что будет, когда вся эта история выплывет наружу? Станет достоянием гласности. Народ валом повалит в театр поглазеть на "ту самую, которую изнасиловали". На неё будут смотреть иными глазами. Она была теперь навеки заклейменная и опозоренная. Нечистая. Изнасилованная.