Барбара Эрскин - Победить тьму...

— А-дам устал!

Двумя прыжками Брид достигла края заводи и нырнула.

Адам закрыл глаза. Его сердце бешено колотилось, и он чувствовал себя совершенно разбитым.

И вдруг — ледяная вода прямо в лицо!

— А-дам спит! — Ее смех был ехидным. Она стояла над ним, с нее капала вода, а ее ладони были сложены в виде чашечки. Он видел за нею заходящее солнце, окружавшее ее сверкающим золотисто-красным ореолом, и только сейчас осознал, как долго они пробыли тут. Он медленно сел, а она опустилась рядом с ним на колени.

— А-дам счастлив?

Он ощущал ее энергию и возбуждение и что-то еще, что-то дикое и по-прежнему необъяснимо пугающее. Он кивнул. Ему было трудно говорить.

Она нагнулась над ним и, мгновенно изменив настрой, потянулась к рюкзаку.

— Брид голодная. — Она пошарила в рюкзаке — по записной книжке, книге о птицах и биноклю — и грустно покачала головой. — Торта нет.

Он засмеялся, и чары наконец перестали действовать.

— Торта нет. Сама виновата. Побросала его в воду.

Вскочив на ноги, он подбежал к заводи и бросился в воду, чувствуя, как великолепная холодная и чистая вода смывает страх и чувство ненависти к самому себе, которое таилось где-то на задворках его сознания. Он с максимально возможной скоростью переплыл заводь во всю длину, а когда плыл обратно, увидел, что Брид уже оделась. Выжав руками волосы, она закрепила их на макушке серебряной заколкой. Когда он подплыл к берегу, она уже завершила превращение страстной требовательной женщины в голодного ребенка.

— Мы идем к маме. Она кормит нас лепешками.

Адам кивнул.

— Нужно торопиться. Уже темнеет.

Теперь, когда она полностью оделась, страх отступал, а стыд и смущение выходили на передний план. Он не хотел, чтобы она видела его голым. Он хотел, чтобы она отвернулась, когда он выходил из воды, но она стояла неподвижно и смотрела на него.

— Скорей, А-дам.

Он был сердит, вылезая из воды.

Но она больше не смотрела на него. Ее глаза были устремлены на долину, где среди деревьев сгущался туман.

— Скорей, А-дам, — снова сказала она. — Мы теперь идем.

У него не было намерений оставаться на ночь. Он рассчитывал отыскать во тьме дорогу домой, но у огня, разведенного матерью Брид, было так тепло, а он устал. Он несколько раз впадал в дремоту, прислонившись к грубым стенам их дома, и наконец заснул. Брид смеялась, глядя на мать, пожимала плечами и смеялась, они накрыли его одеялом и оставили одного. Свернувшись на своих кроватях из срезанного вереска, покрытого овечьей шерстью, они повернулись спиной к входу и крепко заснули.

Он проснулся неожиданно. В хижине было холодно, огонь почти догорел, а камень за его спиной стал мокрым от росы. Он сидел неподвижно, окоченевший, чувствуя себя неловко. Брид и ее мать еще спали, но его что-то разбудило. Он осторожно отбросил шерстяное одеяло, которым они накрыли его, и поднялся. Он отыскал путь к двери, откинул кожаный занавес, который в это время года служил единственной защитой, и вступил в холодный белый предрассветный туман.

Пройдя тихонько к ручью, он нагнулся и стал ополаскивать лицо водой, когда услышал позади себя звон металла, ударявшегося о камень. Он повернулся, откинув спадающие на лицо волосы, напряг зрение и огляделся вокруг. Несколько секунд спустя в поле его зрения оказались серые силуэты, и он увидел двух людей, которые вели лошадей к хижине. Он остался на месте, неожиданно испугавшись. Один из них был Гартнайт, в этом он был твердо уверен. Другой — он подался вперед, прищурился и чуть было не онемел от изумления, узнав высокую тонкую фигуру человека, угрожавшего ему в деревне Брид. В отчаянии пытаясь найти, куда бы спрятаться, он озирался вокруг. Но его мог скрыть лишь туман.

— Брид? Мать? Вы встали? — Голос Гартнайта звучал в тишине на редкость громко. Хотя Адам и не мог говорить на их языке, он понял достаточно слов из сказанного. — У нас гость.

Он не мог видеть хижину, но спустя несколько секунд услышал шарканье, а затем взволнованный голос матери Брид со словами приветствия, словами, похожими на те, с которыми она однажды обращалась к Адаму.

— Досточтимый брат, мы приветствуем тебя в нашем доме и очаге. Садись. Сюда. Я принесу поесть.

Слово «брат» в тот раз не использовалось, но Адам знал его. Он нахмурился. Был ли это обиходный термин, или же слово действительно означало, что этот человек — дядя Брид? Если это так, то почему, черт побери, она не сказала ему об этом?

— Бройчан пришел посмотреть мою резьбу, мать. — Голос Гартнайта был по-прежнему громким, и его было хорошо слышно. — Где сестра?

— Сейчас придет. Она достает лепешки и пиво для нашего гостя.

Адам представил себе их страх, подумав о том, что было бы, если бы он по-прежнему находился там, с ними, а затем и их радость, когда они поняли, что он ушел.

Ему нужно было уходить. В любой момент туман мог рассеяться, разогнанный утренним ветром или растопленный солнцем, как только оно появится над горами. Он увидел, как мелькнула, а затем исчезла тень: Гартнайт вел лошадей, чтобы привязать их к дереву, которое они называли «сосной для наблюдения».

Адам осторожно поднялся на ноги. Он отошел от ручья и ступил на мягкую траву, разросшуюся от водяных брызг с камней. Если он успеет дойти до деревьев, то уйдет незамеченным через лощину еще до того, как рассветет.

Он сделал еще один шаг. Затем замер. Чей-то голос, громкий и низкий, прозвучал в такой близости от него, что он подумал, что этот человек находится рядом с ним.

— Король по-прежнему развлекает христиан в Крэг-Падрайге. Он приказал нам выставлять крест по всему королевству, чтобы умилостивить Бога Иисуса. Он считает, что Колумсил способен победить меня.

— В этом случае, дядя, он сильно заблуждается. — Голос Гартнайта доходил обрывками. Белизна сместилась, и на мгновение Адам смог увидеть двух людей, стоящих у хижины. Он старался быть невидимым, когда заметил, что Бройчан повернулся к нему спиной.

— Действительно, заблуждается. Я вызвал бури, чтобы валить деревья у его ног, потопить его лодку, убить его лошадь. — Бройчан втянул воздух через зубы. — Он призывает своего бога, чтобы бороться с моим богом, а король, чтобы умилостивить его ради гостеприимства, велит мне попридержаться. Пусть будет так. Пока что. Как только он покинет королевский кров, я прихлопну его как муху. — Он стукнул себя по бедру ладонью, и Адам вскочил. Достаточно было этому человеку сделать движение на дюйм в сторону, и он увидит его.

Между ними проплыла туманная полоса, едва ли больше дымки в набиравшем силу свете. Этого оказалось достаточно. Затаив дыхание, Адам сделал два, а затем три шага в сторону деревьев. Рядом с ним росло несколько утесников. Он достиг их и с облегчением опустился на землю, когда до него вновь донеслись голоса.