Сьюзен Льюис - Одержимость

Правда, сейчас, если бы не болезнь Эдвины, ей стоило бы благодарить Морин Дэннис за оказанную услугу: мужчина, выросший в Эмберсайде и считавший развлечением танцульки по субботам, редкие поездки в Ипсвич поболеть за свою команду, — не для нее, как и работа в магазине матери, что на деревенской площади, как и игра в бинго по вечерам. Кори жила мечтами о яркой, бурной, напряженной жизни женщин, сделавших карьеру, о коих она читала в журналах. Ее устроила бы работа на телевидении: разъезжать по миру, снимать художественные или документальные фильмы или просто новости. Пожалуй, это предел ее желаний. Свободным временем она распоряжалась бы примерно так же, как дети владельцев больших домов, выстроенных в живописных уголках на подъезде к деревне. Они приезжали в выходные и устраивали вечеринки, в то время как родители их нежились где-нибудь на курортах. Нынешним летом Кори все глаза проглядела, наблюдая из окна магазина, и однажды так увлеклась, что, наряжая манекены, все пуговицы застегнула неправильно — засунула их не в те петли. Она смотрела сквозь слезы разочарования, как мимо окон в машинах с открытым верхом проносятся юноши и девушки с развевающимися волосами из другой жизни, до нее долетали незнакомая музыка, незнакомый смех. Кори не обращала внимания на слезы. Обитатели больших домов редко общались с деревенскими, разве что изредка заскакивали в паб или в бакалею. Никто из них никогда не заходил к ним в магазин. Может, они вообще его не замечали: все выставленное — такое скучное и мрачное по сравнению с их яркими нарядами. Кори представляла себе их возвращение в Лондон воскресным вечером — снова развлечения богатых. А утром их ждала напряженная, престижная работа. Как она мечтала поехать с ними, быть одной из них!

— Кстати, — Эдвина взяла принесенный Кори горячий шоколад, — я знаю, вы с Полой любите меня разыгрывать, но скажи, ты и впрямь намерена дать брачное объявление?

Кори, ворошившая угли в камине, медленно повернулась и насмешливо взглянула на мать, прикинувшись удивленной и смущенной одновременно.

— Ну что тебе сказать, я собиралась дать объявление на норманнском диалекте и предложить уроки французского. Думаешь, не получится?

— Да не в том дело, дорогая, ты же просто не говоришь по-французски.

— Вряд ли речь идет о том, чтобы говорить. — В голосе Кори слышалось полнейшее простодушие.

— В Эмберсайде это как раз то, что нужно, — засмеялась Эдвина. — Ну а теперь включай телевизор, посмотрим какой-нибудь ночной фильм.

— Ох, — вздохнула Кори, — погоди, я только надену тапочки.

Через две недели у Полы родилась девочка. Кори с матерью сели на автобус и отправились в Ипсвич. Они появились в палате с подарками, цветами, шампанским и детским приданым, а буквально через минуту туда же влетел возбужденный Дэйв. Он только что отвез родителей и вернулся обратно. С каким обожанием и любовью он брал на руки свою крошечную дочурку — Эдвина с Кори чуть не плакали от умиления! Но стоило только Кори перевести взгляд на Полу, увидеть ее расползшиеся в улыбке губы, как она тут же прыснула.

Дэйва это ничуть не смутило; пребывая в прекрасном настроении, он не хотел отдавать девочку, даже когда она захныкала.

— Да она же голодная, ты, идиот, — фыркнула Пола.

Дэйв так широко улыбнулся Кори и Эдвине, что казалось, он обезумел от счастья.

— Странно, да, она уже понимает, что хочет есть?

Надо было видеть лицо Полы, когда он нехотя возвращал ей ребенка! Дэйв зачарованно наблюдал, как сосет маленькая Бет.

— Ну умница! — с гордостью воскликнул восхищенный муж. — Смотрите, она даже может…

— Дэйв, заткнись, — велела Пола, повернувшись к Эдвине и Кори. — Видели бы вы этого типа, когда я рожала! Ребенок не так пошел, и он чуть не влез с головой в родовые пути. Он мешал всем и самому себе тоже. А когда дело и вовсе не заладилось, что придумал мой дорогой муженек? Он начал шутить. Расскажи-ка им, что ты брякнул акушерке. Ну, давай.

Дэйв, однако же, был сама невинность.

— Ну так вот, — продолжила Пола, — я вцепилась ему в руку, завопила дурным голосом, будто рожала не ребенка, а стол, а Дэйву, видите ли, стало больно. Боже мой, говорит он мне, ну у тебя и хватка. Потом повернулся к акушерке и спрашивает: «Как вы думаете, я теперь смогу играть на пианино?» — «Не сомневаюсь», — успокоила она. — «Прекрасно, — отвечает муженек, — раньше я никогда не играл».

У Дэйва был совершенно дурацкий вид, но, казалось, он вполне доволен жизнью. Кори не могла удержаться от смеха. Ее до глубины души тронули чувства Полы и Дэйва. Родители девушки тоже искренне любили друг друга, и ей подумалось, а не вспоминает ли сейчас Эдвина, как они с мужем смотрели на свою малютку.

Но эти мысли быстро улетучились. Пола безжалостно подсмеивалась над сияющим от гордости Дэйвом, и Кори не устояла, чтобы не перекинуться с ним шуткой. Они всегда общались в насмешливой манере. А сегодня в эйфории от выпитого шампанского в честь новорожденной вообще превзошли себя.

Наконец Эдвина с Кори распрощались и вышли. На улице Кори никак не могла успокоиться и без умолку болтала о ребенке, да так увлеклась, что бах — и искры из глаз посыпались — наткнулась на фонарный столб. Эдвина едва успела подхватить ее. Когда туман перед глазами рассеялся, Кори увидела, что мать еле-еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.

— О Господи, кто-нибудь видел? — выдохнула Кори. — Пожалуйста, скажи, что никто!

— Никто, правда, — сквозь слезы покачала головой Эдвина, боковым зрением заметив улыбку продавца газет, торопливо опустившего глаза.

— Господи, мне вообще нельзя вылезать из дома. Обязательно что-нибудь да произойдет. О Боже, как больно.

— Слушай, давай-ка я угощу тебя чашечкой кофе, — все еще смеялась Эдвина.

Домой они не спешили — магазином занималась тетя Гарриет, — и Кори уже готова была согласиться, но взглянув на мать, увидела, как сказались на ней два часа прогулки. А Эдвина и слышать не хотела, чтобы сразу же ехать домой.

— Так приятно прогуляться по городу, отвлечься, — она огляделась по сторонам, — я так давно не видела сразу столько машин, многоэтажных домов и такую толпу народа. — Вдруг она вскрикнула и схватилась руками за голову — порывистый ветер едва не свалил ее с ног. — О Боже, мой парик! Его чуть не сдуло.

Кори со смехом поправила его, потом повязала Эдвине на голову шарф. Эдвина часто подшучивала над своим париком, но ни одна живая душа, кроме докторов и Кори, не видела ее без оного.

— Ну что за парочка, — засмеялась Кори, завязывая концы шарфа у матери под подбородком. — Просто потрясающе! — воскликнула она. — Ой! Ну вот все и разрешилось. — Мимо пронесся автобус и обдал их грязной водой из лужи. — Теперь уж без вопросов — прямо домой. Нельзя же позволить тебе разгуливать с мокрыми ногами — еще простудишься.