Тереза Крейн - Райский уголок

Раздался скрип ступеней. Зазвучал чей-то голос.

— Тоби?

Скрип замер. Вновь наступила полная тишина.

Рейчел бесшумно выскользнула из постели и, подойдя к двери, приоткрыла ее. Щелкнула задвижка. Ее спальня находилась в конце затемненной, напоминающей галерею удлиненной площадки. Лестница в дальнем конце, расположенная под углом к ней, была тускло освещена. Посреди лестницы неподвижно как изваяние стоял Тоби, приподняв голову и глядя на жену, которая перегнулась через перила навстречу ему. С босыми ногами, растрепанными волосами и в длинной ночной сорочке она была похожа на вытянувшуюся не по возрасту девочку.

— Тоби, что с тобой? Откуда ты?

Лицо Тоби, освещенное ночником, было усталым и смертельно бледным. Скулу покрывал огромный лиловый синяк, нижняя губа была разбита. Ни галстука, ни пиджака на нем не было, рубашка измятая и грязная. Он стоял покачиваясь, ухватившись рукой за перила. Потом, медленно повернувшись, тяжело опустился на ступеньку, опершись локтями о колени и погрузив пальцы рук во взъерошенные волосы. Рейчел видела, как у него тряслись плечи. У нее самой начало щипать глаза от подступивших слез. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не побежать к нему, обнять и утешить, смягчить те мучительные рыдания, которые сотрясали его.

Дафни метнулась к нему вниз по лестнице, села рядом и обняла его. Ее руки гладили его волосы и мокрое от слез лицо.

— Ну-ну, бедный мой мальчик, бедный Тоби, — шептала она ничего не значащие утешительные слова. Он слегка успокоился. Дафни прижалась щекой к его волнистым волосам и закрыла глаза. Очень-очень тихо Рейчел закрыла дверь и прислонилась к стене, запрокинув назад голову. Она стояла, тупо уставившись в темноту и слушая, как постепенно стихали рыдания Тоби, как голос Дафни что-то ласково нашептывал ему. Потом до нее донесся скрип ступеней, когда они поднялись по лестнице. Дверь спальни осторожно закрылась за ними. Двигаясь словно в оцепенении, Рейчел вернулась в постель. Она лежала с широко открытыми глазами, прислушиваясь к едва уловимому бормотанию голосов за стеной и размышляя о том, понимал ли Тоби, какие глубокие чувства испытывала к нему его жена. И о том, что делать ей самой, чтобы облегчить боль, отчаянную грызущую боль, что разрывала ее сердце.

Двумя часами позже, когда свет раннего утра уже просачивался в окна спальни, а в доме по-прежнему было тихо, она наконец нашла ответ.

Рейчел вернулась домой ярким солнечным утром, так и не встретившись с Тоби. Не пытаясь скрыть радости и облегчения, Дафни объяснила ей, что он страдает от жестокого похмелья.

— Где он был?

Дафни покачала головой.

— Не знаю. Он не сказал, а я не спрашивала. Это не имеет значения, не так ли? Он вернулся. С ним все в порядке.

— Ты сказала ему? — Рейчел не могла но спросить об этом. — О ребенке?

Дафни, смутившись, кивнула.

— Да. Думаю, от этой новости ему стало легче. Он был очень рад.

При этом воспоминании Рейчел яростным рывком сдвинула в сторону шторы. Сквозь давно немытые стекла в комнату потоком устремилось солнце. Повернувшись, Рейчел окинула ее взглядом.

— О Боже! — угрюмо пробормотала она. Вокруг царил беспорядок. Повсюду валялись запылившиеся бутылки и бокалы, пепельницы переполнены окурками; в камине — холодная груда пепла, которая делала комнату еще более неряшливой; воздух спертый. Открыв окно, Рейчел шагнула к телефону, подняла трубку и попросила соединить ее с нужным абонентом. — Могу я поговорить с Мартином? Рейчел Пэттен. Да. Спасибо. — Она стояла, нетерпеливо барабаня длинными ногтями по телефону, стараясь не смотреть на разгром, царивший вокруг. — Привет, Мартин. Это Рейчел. Спасибо, прекрасно. Мартин, у меня к тебе предложение… Что? Ах, оставь это, дружище, тебе никогда не справиться! Нет, это, скорее, сделка. Ты на днях жаловался, что тебе некуда привести эту твою премиленькую девочку, чтобы скрыться от назойливых глаз мамаши. Помнишь? Могу помочь разрешить твою проблему — моя квартира в твоем распоряжении. Верно. В обмен на твою машину. На пару дней. Мне надо уехать. Мне нужна машина, а тебе… — она тихонько захихикала, — уединение. Как насчет этого? — Она помолчала, выслушивая его восторги. — Договорились. Я оставлю вам немного вина, а ты позаботься о том, чтобы заправить машину. До вечера. Желаю вам весело провести время.

Она повесила трубку и долго стояла, глядя в пространство перед собой без всякого выражения на лице. Воспоминания о рыдающем Тоби и неумелых ласках Дафни терзали ее душу. Будьте вы прокляты! Оба. Вместе с вашим ребенком!

Гидеон Бест молча шел через лес. По сторонам раздавались ночные шорохи. И хотя было уже темно, он шагал уверенно, потому что знал здесь каждую тропинку. Усталость одолевала его. Он поднялся с первыми лучами восхода и был на ногах весь долгий летний день до самых сумерек, а теперь уже на небе высыпали звезды. Повесив ружье на плечо, он ускорил шаг. Кили тихо плелась позади. Когда они вышли в поле, на краю которого стояла его хижина, до него донесся шорох и движение в подлеске. Собака замерла, высоко подняв одну ногу, вскинув голову и насторожившись.

— Ищи, девочка, — тихо приказал Гидеон. Кили исчезла в кустах, откуда послышалось ее резкое прерывистое рычание. Кто-то спасался бегством в глубину леса. Собака помчалась следом. Гидеон постоял некоторое время, вглядываясь в темноту. Весь день он не мог отделаться от мыслей о Филиппе. Бедная девочка! Надо же было такому случиться с ее матерью! Она была вне себя от горя. Его сердце не покидала боль за нее.

Гидеон приблизился к двери хижины, постоял немного, вслушиваясь в шум леса и ожидая возвращения Кили. Затем отворил дверь и в темноте подошел к столу, на котором стояла лампа.

Он уловил запах ее духов, прежде чем зажег лампу. Он стоял, замерев посреди комнаты, высоко подняв руку с зажатой в ней спичкой. Она лежала на его узкой, убогой кровати, натянув одеяло до обнаженных плеч, и смотрела на него.

Спичка догорела до самых его пальцев. Отбросив ее, он зажег другую и наклонился к лампе. Пламя замерцало, потом стало ровным. В комнате запахло керосином. Рядом с лампой стояла бутылка виски. Он поднял ее, отвинтил крышку, запрокинул голову и начал пить прямо из горлышка, наслаждаясь обжигающим горло напитком. Потом поставил бутылку обратно на стол и повернулся.

Она, слегка прищурив глаза от света, протянула к нему руки.

— Иди ко мне, Гидеон.

— Убирайся, — сказал он.

Слегка улыбнувншсь, она придала лицу укоризненное выражение.

— Разве позволительно разговаривать так с девушкой?

За дверью заскреблась собака. Гидеон открыл, грубовато потрепал ее по голове и отослал в угол, на место. В тишине, нарушаемой лишь тихим шипением лампы, стук собачьих когтей по деревянному полу казался громким.