Барбара Делински - Наслаждение и боль

Но у нее просто не было на это ни сил, ни мужества. Прошли те времена, когда разговаривать с Грэхемом было так же легко и естественно, как дышать. Теперь для этого требовалось немало терпения и выдержки. И времени — куда больше, чем у нее было. Особенно теперь, когда ее ждал ребенок.

— Я скоро, — пообещала она и выбежала за дверь.

Не успела Аманда отъехать от дома, как увидела Карен. Та только что спустилась с заднего крыльца своего хорошенького викторианского особнячка. В руках у нее снова был накрытый салфеткой поднос с каким-то печеньем, только на этот раз явно не для школьного базара. Этот поднос, похоже, предназначался вдове, а поскольку такие подношения были несколько необычны, то Аманда рассудила, что это своего рода взятка.

Так оно и было — Карен жаждала получить информацию. Ей не терпелось узнать, действительно ли беременна хорошенькая вдовица. И если да, то от кого.

Расс решительно отрицал, что ему что-то известно. Карен устроила ему форменный допрос, и будь у него рыльце в пушку, он наверняка раскололся бы. Но он твердо стоял на своем, твердя, что знать ничего не знал о предполагаемой беременности Гретхен, пока его не спросила Аманда. И что даже если это действительно так, то из уважения к покойному Бену, которого они все считали другом, он считает неэтичным выяснять, кто является отцом ребенка. Держался он при этом уклончиво, прятал глаза, и это заставило Карен сильно подозревать, что его отказ обсуждать эту тему и дальше не имеет никакого отношения к Бену. Скорее всего, дело тут было в обычной мужской солидарности, а это наводило ее на мысль, не замешаны ли тут каким-то боком Грэхем и Ли. Естественно, теперь Расс из кожи вон лезет, чтобы прикрыть их. Для мужчин это обычное дело.

Особнячок Гретхен Танненволд, бледно-голубой с белыми ставнями, очень походил на три дома по соседству — такое же крыльцо, те же газовые фонари, такие же точно мансардные окна и скаты крыши. Отличало его от других только одно — «вдовья площадка» [7] «Вдовья площадка» — площадка на крыше домов моряков в Новой Англии в XVII–XVIII вв. С такой площадки хорошо просматривалось море, и можно было издалека разглядеть возвращающееся судно, которое нередко везло скорбную весть о гибели (отсюда и название). на самом верху. Аманда, Джорджия и сама Карен много раз спорили, для чего она нужна. Бен, когда еще была жива Джун, часто вместе с женой поднимался туда. После ее смерти Бен взбирался туда уже один, правда, реже. Наверное, там, в тишине, хорошо думалось, решили они наконец. Но то, что Гретхен явно избегала подниматься туда и вместе с мужем, и одна, служило еще одной причиной неприязни, которую они испытывали к этой женщине.

Дом был четвертым, и последним из четырех, что стояли на опушке. В результате ближайшими соседями Гретхен оказались Коттеры. Поэтому Карен потребовалось всего несколько минут, чтобы перебраться со своего двора на соседский и свернуть на дорожку, которая вела к заднему крыльцу. Она поднялась по ступенькам и постучала, невольно вспомнив, сколько раз они с Джун вели тут задушевные разговоры. Для более молодых Аманды, Джорджии и самой Карен она стала чем-то вроде матери. Вот уже три года, как ее нет, а Карен все еще скучает по ней.

Никто не ответил, и Карен позвонила. Потом, прикрыв глаза ладонью, попыталась заглянуть через застекленную дверь внутрь. Пока была жива Джун, ее кухня с висевшими по стенам рисунками ее многочисленных внуков, яркими вышивками и полотенцами выглядела как во всех загородных домах. При Гретхен она стала совершенно другой — вылощенной и элегантной: повсюду сверкающая нержавеющая сталь и стекло. Впрочем, то же самое можно было сказать и о самой Гретхен, невольно подумала Карен. Она казалась шикарной и недоступной, и при этом от нее ощутимо веяло холодом… этакое произведение искусства. «Снежная королева», — фыркнула про себя Карен.

Карен уже подняла руку, чтобы снова позвонить, когда за стеклом появилась Гретхен. На ней были леггинсы и свободная, похоже, мужская рубашка, заляпанная краской. Разглядев, кто стоит на крыльце, Гретхен нахмурилась, и лицо у нее стало настороженным. Две женщины никогда не были особенно близки.

Не торопясь она прошла через кухню и приоткрыла дверь.

Карен протянула ей тарелку:

— Домашнее печенье, слоеное, с шоколадом внутри. Мы решили отпраздновать приход весны.

Гретхен бросила на тарелку опасливый взгляд.

— Очень мило с вашей стороны, — недоверчиво протянула она. Впрочем, в этом была вся Гретхен. «Почему сейчас, почему ты, для чего все это вообще?» — вот что стояло за этой фразой, и Карен прекрасно поняла, что та имеет в виду.

Чувствуя себя полной дурой, Карен пожала плечами:

— Видите ли, я пекла печенье для школьного благотворительного базара и, видимо, переборщила с количеством. Короче, когда я сообразила, что мне уже некогда его девать, то отложила часть Рассу для его ребятишек, часть оставила для своих. А его все равно оказалось слишком много. Вот я и вспомнила о вас.

— А-а… — протянула Гретхен. Лицо ее по-прежнему оставалось настороженным.

Карен сунула тарелку с печеньем ей под нос:

— Вы окажете мне большую услугу, если возьмете. У меня его получилось столько, что некуда девать. Если оставлю дома, то слопаю столько же, сколько и дети. Могу себе представить, во что после этого превратится моя талия, вернее, то, что от нее осталось. Вы-то ведь не на диете, нет? Вы ведь такая худенькая. — Это был превосходный предлог бросить откровенный взгляд на живот вдовы, чем Карен тут же и воспользовалась, но из-за свободной рубашки навыпуск ничего не смогла рассмотреть.

Гретхен, поколебавшись немного, взяла тарелку.

— Нет, диета мне не нужна. В этом смысле мне здорово повезло.

— Завидую вам. Вы о них и знать не знаете, зато я, кажется, испробовала уже все, какие только можно. Нет-нет, не подумайте, я вовсе не считаю себя толстой, просто мне кажется, я бы выглядела куда лучше, если бы сбросила фунтов десять. Да и чувствовала бы себя тоже иначе. Ну, вы меня понимаете. Но тогда вы наверняка качаетесь на тренажерах, да?

Гретхен покачала головой.

— Везучая! Впрочем, вам это и не к чему. У вас от природы чудесная фигурка. Эх и повезло же Бену под конец жизни! Ему можно только позавидовать. Знаете, мне его очень не хватает.

Тут зазвонил телефон.

— Извините, — тихо проговорила Гретхен и вышла.

Карен цепким взглядом ощупала ее живот. Но если он и был, то рубашка отлично его скрывала.

Гретхен сказала в трубку «алло», помолчала немного, снова повторила «алло», нахмурилась и повесила трубку.

— Опять телефонные хулиганы, да? — жадно спросила Карен. — Господи помилуй, сколько ж их нынче развелось! И всегда в одно и то же время! Только сядешь за стол, как тут же: дзинь! Если бы к телефону у нас не бегал Джорди, ей-богу, поставила бы определитель номера. И вам то же советую, милочка.