Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

Где ты, Леви?

С улицы доносится щебет птиц, и свет начинает пробиваться сквозь шторы. Не приятное пение птиц, как в Шорлайне. Это карканье ворон и курлыканье голубей, но все же. Настало утро, а я только и могу, что думать о Леви, блуждающего по холодным улицам с засунутыми в карманы руками. Может, они скоро его найдут. Кто еще может быть на улице в такое время? Может, его заметят в метро. Может, прямо сейчас кто-то сидит рядом с ним, после того, как позвонил в полицию, заверяя, что помощь уже в пути, что его отвезут домой. Может, кто-то сейчас набирает номер, оставленный на листовке.

Я начинаю считать секунды. Конечно, если будут какие-то новости, нам же сообщат, так? Придет Джош, постучит в дверь и скажет, чтобы мы просыпались.

Но ничего не происходит, пока я считаю до трех. Никаких новых голосов, никаких телефонных звонков. Только мамин храп и звук работающего телевизора в чужом номере.

Я хватаю свой кошелек и, оставив записку для мамы, выхожу из комнаты. Я будто заведенная и нахожусь в полной готовности действовать.

Когда я толкаю дверь пекарни и слышу звук колокольчика, меня встречает единственное, что может успокоить меня в данной ситуации: запах свежего хлеба. Я глубоко вдыхаю и чувствую, как все мое тело содрогается от облегчения. Марго высовывает голову из кухни и грустно улыбается при виде меня.

— Никаких вестей о Леви, — говорит женщина. Это не вопрос; она знает.

Я киваю:

— Все еще ничего.

— Скоро сюда приедет полиция – они будут работать отсюда.

Марго исчезает на кухне, а затем снова появляется уже с грудой багетов.

— Тебе нравится наше окно?

Витрина заклеена листовками с напечатанными посередине жирным шрифтом словами: ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО МАЛЬЧИКА?

— Огромное спасибо, — благодарю я женщину. — Это здорово.

Марго кивает:

— Нико возглавляет поисковую группу, она отправится на поиски в девять. Люди бывают иногда очень полезны. А теперь нужен сытный завтрак.

— Багет вполне подойдет. Я отнесу его маме. И, эмм, булочку с шоколадом для меня, пожалуйста.

— Садись, я сейчас все принесу.

Я сажусь за наш столик, за которым всего пару дней назад мы рассматривали брошюры. В моих глазах горели звезды, а голова была наполнена возможностями, а Леви просто хотел выбить почву у меня из-под ног. Почему? Почему он просто не мог успокоиться и закрыть рот во второй половине дня? Почему он просто не наслаждался тем местом, как я? Мы отправились путешествовать на машине с мамой, бабушкой и дедушкой, когда мы были помладше, перед тем, как в наших жизнях появился Джош, и Леви понравился Аламо. Он заставил маму купить в сувенирной лавке ему каждую вещь, которая хоть как-то соотносилась с Аламо. У нас до сих пор есть точилка для карандашей с Аламо, а у Леви в комнате до сих пор висит плакат с Аламо и модель крепости на столе. Почему он не мог чувствовать подобное почтение к Версалю, Нотр-Даму или Лувру? Почему он не мог потерпеть те вещи, которые нравятся мне?

Я сижу и напряженно думаю о том, куда он может пойти в этом городе теперь, когда у него есть выбор.

Должно быть что-то, что он не ненавидит. Какое-нибудь место, которое связано с Гитлером? Что-то связанное с коммунистическим движением во Франции? Здесь вообще было коммунистическое движение?

Это должно быть такое место, в котором он чувствует себя комфортно. Или что-то, что интересует его, но не угрожает ему.

Когда Марго ставит передо мной два масляных, сияющих круассана и все еще дымящийся багет, меня накрывает.

Леви не чувствовал себя в безопасности.

Во всех местах, где он доставал меня, он просто не чувствовал себя в безопасности. Когда Леви предоставлялся выбор, то он выбирал спокойные места, где нет много людей, как, например, его спальня в подвале. А в этой поездке было сложно найти подобные места. Мы были в огромном соборе, скверах и дворцах, а это постоянно было огромное открытое пространство. Это радовало меня, но заставляло Леви искать какую-то защиту.

А потом появился Гейбл, который забрал то что-то, что ассоциировалось у Леви с безопасностью: меня. Когда я была с Гейблом, Леви почувствовал, что он должен пойти на поиски чего-то безопасного.

Я вытаскиваю брошюры из сумки и беспомощно просматриваю их, пока жую круассан. Он не пойдет ни в одно из этих мест, которые предлагают брошюры. Он пойдет по непроторенной дорожке.

Моя карта метро выглядывает из-под брошюр, и я открываю ее. Цветные линии, на которые я смотрела годами, планируя путешествие мечты, - это лучшее место для начала.

Все те места, где мы уже были. Королевский дворец Лувра. Площадь Денфер-Рошро. Еще одна площадь поблизости – площадь Италии.

А затем я натыкаюсь на одну станцию в верхнем левом углу карты, через Сену, недалеко от Эйфелевой башни. Станция называется Франклин Д. Рузвельт.

Леви показывал сюда и просил, чтобы мы там побывали. Я тогда отмахнулась.

Я думаю…

Я засовываю недоеденный круассан в пакет с багетом и иду к двери.

— Увидимся позже, Марго! — бросаю я через плечо.

Она кричит что-то мне в ответ, но я не слышу. У меня нет времени.

Я бегу в номер. Каким-то чудом мама до сих пор спит, не проснувшись от моего грохота, когда я одеваюсь. Заворачиваю недоеденный круассан в салфетку и засовываю его в карман куртки, пока снова крадусь к двери с проездным на метро в руке. Возможно, мне понадобится этот круассан, чтобы заманить Леви, как беспризорную, недоверчивую собаку.

Дорога до станции Франклина Д. Рузвельта оказалась долгой. Когда я выхожу из метро на улицу, то понимаю, что оказалась на Елисейских полях. На этой площади находится огромная кольцевая развязка, а затем широкая магистраль ведет нас к виднеющейся вдалеке Триумфальной арке.

Если Леви приехал сюда, был ли он разочарован? Возможно, он искал какую-то реликвию, относящуюся к американской истории, что-то знакомое в Париже. Здесь ничего нет, кроме обычных для Елисейских полей домов. Я представляю, как он смотрит на Триумфальную арку, расположенную немного дальше, и ощущает то же самое, что и я.

Конечно, у него было то же чувство. Это словно гравитация.

Улица пуста, а арка далеко отсюда. Очень далеко. Я иду вдоль домов и чувствую себя призраком, утренним серым голубем. Наконец, входит солнце и окутывает все и всех теплым светом.

Вокруг меня оживает Париж. Покупатели выходят из метро, словно суслики, которые выскакивают из-под земли. Автомобили едут во всех направлениях, кружат на кольцевых перекрестках. Уличный музыкант играет на аккордеоне «Can You Feel the Love Tonight?», и я бросаю в его шляпу евро.

К тому времени, как дохожу до арки, я прилично вспотела. Поблизости уже припаркованы туристические автобусы, туристы переходят кольцевой перекресток, чтобы встать под аркой. Люди позируют, показывают руками знаки мира и неловко улыбаются.