Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

Утро. Мы купили билеты на самолет. Мы летим домой.

Я даже не знаю, что я чувствую по этому поводу. Я на самом деле понимаю, что, да, Леви нужно сейчас домой. Ему нужно сходить к своим врачам. Ему нужны все средства, чтобы понять, как ему помочь. Я чувствую сейчас себя самым большим идиотом, отрицая все это. Мой мозг пытается сказать мне, что я не могу узнать, насколько серьезны проблемы Леви, пока не увижу их собственными глазами, я никогда не видела Леви в его самом ужасном состоянии. Я была в укрытии.

Мое сердце говорит мне, что я дерьмовейший ныне живущий человек, который никогда и не пытался выйти из своего укрытия. Было просто все отрицать, а еще я ленивая. Я постоянно буду выбирать самый простой путь, даже если речь идет о моем брате. О том, кого я люблю больше всего на свете.

А потом я думаю о Марии Антуанетте. Ты не можешь постоянно винить людей за их неведение, за обстоятельства в их жизнях. Это не все то, что они могут контролировать, а вся правда о том, насколько ужасен этот мир, не всегда бывает тем, с чем люди могут справиться.

Я снова вытираю слезы, как вдруг мой телефон начинает звонить. Это Гейбл.

— Привет, — говорит парень, когда я поднимаю трубку. — Я слышал, что вы нашли Леви.

— Да, недалеко от Триумфальной арки. Он провел всю ночь в парке.

— Он в порядке?

Я сглатываю:

— Он будет в порядке.

— Хорошо. — Гейбл замолкает на некоторое время. — А ты в порядке?

— Только вывихнула запястье и сместила коленную чашечку, но ничего страшного, отдых все исправит. А еще я никогда не позволю кому-то на «умной» машине подвезти меня.

— Что? Я имел в виду твое настроение. О каком кровавом кошмаре ты сейчас говоришь?

— Оу! Меня чуть не сбили. Думаю, я просто не вовремя выскочила на дорогу. Все в порядке.

— Звучит впечатляюще.

— Это так и было. Небольшая неудача.

— Могу себе представить.

Неловкое молчание. Я воюю с коленом, пока жду, когда же Гейбл скажет что-нибудь, что угодно. Я не хочу говорить.

— Сейчас будет тыкать пальцем в небо, — продолжает Гейбл. — Завтра я уезжаю домой в Эдинбург, и я спрашивал себя, может, ты захочешь поехать со мной? Всего на пару дней, пока твоя семья будет решать, что вы делаете дальше. Я не знаю. Сейчас я понимаю, что это глупая идея, и ты на что процентов вольна пристрелить меня, но…

Несколько дней назад это приглашение было бы самой лучшей вещью, самой сказочной вещью, которая когда-либо случалась со мной. Я бы вздрогнула, просто представив себе ветер, нависающие горные массивы и себя, покоряющую эту суровую землю.

Но сейчас мое место не в Шотландии рядом с милым парнем.

— На самом деле, мы купили билеты домой на завтра, — шепотом отвечаю я.

— Оу. Да. Конечно.

Снова тишина. Что сейчас можно сказать?

— Если я когда-нибудь буду в Шотландии, я дам тебе знать?

— Да, да, обязательно, — быстро отвечает парень. — Я бы хотел снова тебя увидеть, Кейра. Мы хорошо провели время.

— Да, это точно.

— Ну… добавишь меня на Facebook?

Я усмехаюсь:

— Конечно.

Потом мы говорим друг другу «когда-нибудь увидимся», и я кладу трубку. Я захожу на Facebook и ищу Гейбла МакКендрика. На аватарке он запечатлен на склоне горы, окруженный кучей детей, которые, скорее всего, его братья и сестры, и женщиной в середине, которая, должно быть, его мать. Они все одеты в килты. Комок в горле растет.

Мне нравится Гейбл. Он милый, забавный, и, похоже, действительно беспокоится обо мне. Но время и место такие неподходящие.

Но если я когда-нибудь поеду в Шотландию, у меня будет, где переночевать. Я постоянно читаю, что одна эта вещь может цениться на вес золота.

И вообще, всегда есть «когда-нибудь».

Следующим утром я выглядываю из-за занавесок и смотрю на крыши домов, которые стоят через дорогу. Соседские коты устроили шумное собрание, а птицы, дразнясь, летают прямо над ними. Мимо проезжает девочка на мотороллере. Старик курит сигарету в местном киоске и морщится, читая первые страницы газет.

Мне будет не хватать этого места. Ни один хостел с видом на Сену не мог бы мне предложить ничего лучшего.

Несмотря на то, что я сейчас могу передвигаться только при помощи костылей, я не могу допустить того, чтобы моя утренняя традиция ускользнула от меня, не в мой последний день в Париже.

Я захожу в пекарню. Это занимает в два раза больше времени, чем обычно, но я бы пришла за круассанами Марго и Нико, даже если бы это заняло в трижды больше времени.

В этот раз передо мной стоит женщина и заказывает багет и две булочки с шоколадом. Женщина улыбается мне и говорит, что рада, что я нашла своего брата. Пожилой мужчина с очень серьезным выражением лица сидит за нашим с Леви столиком и ест печенье с джемом, запивая его эспрессо. А Марго обходит прилавок, чтобы обнять меня.

— Ты выглядишь такой счастливой, — говорю я ей прямо в ухо, пока женщина со всей силы прижимает меня к себе.

— Ты этому помогла, — шепотом отвечает мне Марго. — Спасибо, спасибо, спасибо.

— Это тебе спасибо за то, что наполнила наше время в Париже сладостью.

Не могу поверить, что я только что сказала такие приторно сладкие слова, но, кажется, Марго они понравились. Прижав меня к себе в последний раз, женщина, наконец, отпускает меня и начинает вытирать слезы.

— Спасибо тебе, — говорит Марго. — Я встретила кого-то очень особенного. Пойдем!

Она ведет меня к пожилому мужчине в шляпе-котелке. Он встает, когда мы подходим к его столику. Его глаза светятся под густыми бровями.

— Вот господин Голдберг, — говорит Марго. Он племянник того соседа, которого мой дедушка прятал в этой самой пекарне.

Я пожимаю ему руку. Его кожа сухая, словно бумага, но его улыбка невероятно яркая и теплая.

— Рада вас встретить, — заикаясь, говорю я.

— Я тебя тоже, — отвечает мужчина. — Благодаря новости о том, что твоего брата нашли, я наконец-то смог понять, где находится пекарня, которая была по-соседству с квартирой моего дяди. Я увидел эту улицу в новостях и узнал ее по старым фотографиям.

— Это невероятно, — говорю я. — Я так рада, что из этого вышло хоть что-то хорошее.

— Что-то хорошее определенно получилось, — произнес господин Голдберг, поднимая свое печенье. — Единственное место с лучшим печеньем во всем Париже, я говорю, лучшим!

Щеки Марго такие красные и круглые, что напоминают мячики:

— Я так рад, что Леви нашелся. С ним будет все в порядке?

— Да, ему станет лучше, когда он вернется домой.

— Ты улетаешь сегодня? — спрашивает меня женщина.

— Да.

Теперь мне все кажется реальным. То, что я покидаю Париж. Настоящий Париж совсем не похож на Париж из моих грез, когда я была помладше, - потрясающее величие Версаля, пристальный взгляд высокомерных французских парней, - но он оказался в миллиарды раз лучше всего этого. Я вижу эту красоту в улыбке Марго. Я пробую ее в круассане, который дает мне женщина.