Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

Триумфальная арка ослепительно яркая. Солнце отражается в белых камнях памятника и подсвечивает резные изображения Победы. Прогуливаясь под аркой, куда не попадает солнце, я спрашиваю себя, правильно ли я догадалась или же я просто обманываю себя.

Я скучаю по Леви. Даже не смотря на то, что большую часть времени он ворчал. И, эй, на что будет похож наш мир, если никто не будет на него смотреть под критическим углом? Если бы никто и никогда не показывал на дерьмовые вещи, мы бы просто застыли в постоянном идиотском восхищении. И больше ничего бы не получилось.

Нам нужна здоровая доза цинизма. А циникам хоть иногда нужно получать здоровую дозу восхищения. Мы с Леви идеальная пара. Мы уравниваем друг друга. Мы нужны друг другу.

А затем я вижу его.

Леви сидит на одной из скамеек, расположенных вдоль кольцевого перекрестка, щурится на солнце, а руки, как обычно, спрятаны в карманах. Он не увидел меня.

Мой мозг отключается. Тело берет инициативу в свои руки.

Я нахожу ближайший переход и жду, пока машины остановятся. Но они этого не делают.

Не могу его потерять. Я не могу дать Леви уйти и в этот раз.

Я бегу. Проскакиваю перед автомобилями, вынуждая водителей надавить на тормоза. Я обхожу сзади машины, когда одна из них преграждает мне путь. Это словно игра Frogger: высокоскоростная и с высокими ставками. Или шашки, где я пытаюсь предугадать ходы машин. Шашки, когда я чуть ли не перепрыгиваю капоты останавливающихся передо мной машин. Музыкальные стулья, в которых все преследуют меня.

На долю секунды я теряю Леви из вида. Он поднялся со скамейки и побрел в парк. Мое сердце выпрыгивает из меня – он не может уйти от меня.

На меня чуть не наезжают; женщина за рулем «умной» машины начинает мне сигналить, а я как раз вовремя оказываюсь в безопасном месте на тротуаре, но цепляюсь носком за бордюр и падаю.

Я приземляюсь на правую руку и слышу хруст. Мои руки скользят по цементу. Они кровоточат, а в ранках застряли кусочки гравия. Колени саднят, джинсы порваны. Проходит минута, прежде чем мое дыхание возвращается, и я могу встать.

— Все в порядке? — спрашивает меня чей-то голос. — Ой, да у тебя кровь!

— Все в порядке , — повторяю я. — Я в порядке, в порядке…

Я осматриваюсь в поисках Леви. Черт, я не могу снова его потерять. Вот его скамейка, а в этом направлении он пошел…

Оу.

Леви остановился. Он, прищурившись, смотрит на меня, все еще находясь на расстоянии примерно ста футов, одетый в футболку, треники и сапоги. Не отворачивайся, Леви. Не беги. Не надо, не…

Он не делает этого.

Я вскакиваю на ноги, смахиваю с рук гравий, - огромная ошибка, мое запястье взрывается от боли, - и иду к Леви. Я боюсь к нему подойти, но мои ноги идут вперед, а потом я вообще перехожу на бег. Он и бровью не ведет. Если бы это был фильм, саундтрек на этом моменте достиг бы крещендо. Я бы бежала в замедленной съемке, а лицо было бы застывшим в агонии. По инерции я бы врезалась в Леви, и он бы обнял меня медвежьим объятием и сказал бы что-нибудь глупое, например, «Хэй, систер!». При виде нас у многих прохожих потеплело бы на сердце.

В действительности же я останавливаюсь напротив Леви вся в крови и с одышкой. Мои колени горят от боли.

Леви моргает.

— Ты видел, как меня чуть не сбила «умная» машина?

Леви ничего не говорит.

— Я бы дала ему восемь из десяти, — говорю я, все еще задыхаясь.

По лицу Леви все еще невозможно ничего прочитать.

— Я рада тебя увидеть, — произношу я. — Я так волновалась, Леви.

Ничего.

Я отворачиваюсь и смотрю на Триумфальную арку, которая, каким-то непонятным образом, кажется еще больше на расстоянии.

— Это довольно здорово, а?

Ничего.

— Мы должны были приехать сюда раньше.

Все еще тишина. Между нами летает столько вопросов. Глаза Леви затуманены, и я вспоминаю: он не принимал никаких лекарств. Мне кажется, что я иду по острию бритвы.

Мое запястье словно горит изнутри. С руки стекает капля крови и оставляет пятно на тротуаре около моей ноги.

— Хм, кажется, мне нужна медицинская помощь, — говорю я капельке.

Леви все еще ничего не говорит.

— Но сначала я должна позвонить маме, — кусая губы, озвучиваю я свои планы. – Они с Джошем здесь, в Париже.

Леви моргает. Я не уверена, услышал ли он меня. Он сидит на скамейке и продолжает смотреть на арку, с таким невинным видом, будто ему нет никакого дела до всего остального мира. Я сажусь рядом с ним, словно зомби, держа руки перед собой, чтобы не запачкать кровью одежду.

Я не могу вытащить телефон из-за запястья, а еще мне не хочется нарушать тишину. Так что я просто продолжаю сидеть. Прохожие довольно забавно смотрят на нас. Я хочу попросить у них помощи. Я хочу, чтобы кто-нибудь спросил, в порядке ли я, а я бы ответила, что нет, и попросила бы достать телефон и позвонить маме. Возможно, кто-то узнает в Леви мальчика с листовки (пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста). Я могу увидеть, как его угрюмое лицо смотрит на нас с фонарного столба парой метров дальше. Собака останавливается, чтобы справить нужду около столба, а ее хозяин стоит рядом, озираясь. Я хочу, чтобы он посмотрел на плакат, а затем на нас. Постер, потом мы, пожалуйста, сэр.

Мужчина смотрит на меня, потому что я откровенно уставилась на него. Собака закончила свои дела и закапывает лужицу, готовая идти дальше, но я одними губами шепчу «Помоги!». Человек морщится и наклоняет голову. Я показываю своей кровоточащей рукой на плакат рядом с ним. Мужчина бледнеет при виде крови, а я продолжаю показывать на листовку, пока он, наконец, не смотрит куда нужно.

Мужчина складывает факты вместе и достает телефон. Он звонит по номеру, указанному в листовке, и недолго говорит на французском. Я могу разобрать имя брата, а еще слова «Триумфальная арка, с девочкой… его сестра? Да, возможно…».

Он поворачивает телефон, после того как дал больше объяснений. Я благодарно улыбаюсь, а он кивает в ответ. Его собака живо интересуется травой на дороге; хозяин бросает мячик маленькому терьеру до тех пор, пока не приезжает полиция.

Когда приходят полицейские, громко разговаривая, и сажают нас с Леви в полицейскую машину, мне кажется, что я, наконец, отошла от обрыва, около которого стояла несколько часов, даже дней.

Леви теперь в безопасности в наших руках.

Это все, чего я хотела все это время, но, когда приезжает полиция, у меня появляется страх того, что Леви начнет волноваться. Разозлится, расстроится от всего этого шума и обернется против меня. Он не поймет, что я должна была это сделать. Он ничего из этого не поймет. Это мой страх.

Что на самом деле происходит? Леви сотрудничает. Никакой борьбы. Никакого любопытства относительно того, что происходит. Он просто берет меня за руку и идет за мной. Он зомби.