Ната Элеотт - Полина. Мечты сбываются

Прислушавшись к себе, а вернее, к своему новому телу, я решила удобства по назначению пока не использовать. Но мне захотелось принять ванну… Не эту, конечно. Её я обошла стороной и направилась к бассейну.

Но желанию моему сбыться было не суждено: я натолкнулась на невидимую преграду, которая, при моих попытках преодолеть её, пружиня, раз за разом отталкивала меня назад. При других обстоятельствах это, наверное, могло бы быть даже весело…

Я снова огляделась в поисках зеркала. Здесь его тоже не оказалось.

Вернулась назад. Затворив эту дверь, открыла следующую: передо мной оказалась глухая каменная стена. За последней, судя по нескончаемым рядам вешал и полок, оказалась гардеробная. И те и другие, правда, пустовали, но зато открывающаяся наружу дверь представляла из себя сплошное зеркальное полотно, которое, множа само себя, начало раскладываться, как слайдер. В итоге, слившись в одну плоскость, оно заняло всю стену до самых окон.

Я выдохнула и, пройдя ближе к окну, где было гораздо светлее, храбро взглянула в зеркало.

Тощее тельце в саване, с дрожащими от напряжения ногами, едва держало кажущуюся непропорционально огромной, из-за венчающей её гигантской копны растрёпанных волос, голову. Мертвецки бледное лицо без малейших признаков подкожного жира оттеняло зеленоватые потрескавшиеся губы. Чуть ли не в пол-лица глаза с тускло-серой радужкой обведены чёрно-фиолетовыми кругами… Панды бы обзавидовались.

Узрев всё это недоразумение, я испытала просто непередаваемую гамму ощущений.

Ну что сказать – я, возможно, и была почти готова к тому, что увижу. Или я так думала. Но не моё новое Тело. Оно не перенесло моей сногсшибательной на него реакции и просто хлопнулось в обморок.

…В этот раз я очнулась от звука, отозвавшегося в моём сердце резкой болью, и который можно было бы охарактеризовать, как победная песнь торжествующего хищника. Начавшееся звучание от тихого утробного рыка закончилось запредельным фортиссимо. За окном полыхнуло сиреневым, неистовая песнь резко оборвалась и все звуки стихли. Меня снова оглушило тишиной.

И тут прямо в голове возник скрежет столь премерзкий, что, казалось, внутри неё как будто роилось не менее сотни поющих цикад. И от этого снова нестерпимо мутило.

Звук за окном повторился, больше напоминая в этот раз звук охотничьего рога. …Или не рога. …Или рога, но не охотничьего…

Мутит то как…

Попытка открыть глаза едва не закончилась приступом рвоты. Видно, я и головой не слабо так приложилась…

Повторная инвентаризация облика, мыслей, эмоций и ощущений, которую я провела, ещё больше ввергла меня в уныние.

Тело было очень худым и, по всем признакам, обезвоженным. Длинные неухоженные волосы спускались ниже поясницы. И эти мерзопакостные волосья, чёрт бы их подрал, плотно обмотавшись вокруг шеи, стягивались всё туже, добавляя мне панических настроений. Потому что на этот раз тактильные ощущения не сбоили и были очень даже реальными.

Усердно пыхтя, я тщетно пыталась разобраться с волосами. Они сдались первыми, и мне, наконец, удалось освободить шею.

Мысли мои текли как-то сами по себе, и ни в какие стройные ряды по-прежнему не собирались.

Мозг был явно на паузе, ввиду отсутствия достаточного количества привычных ему вводных.

Ум, очевидно, находился в интеллектуальном нокауте.

Я попыталась воззвать к Разуму, на который и была последняя надежда, но который воспринимать новую реальность явно не торопился. Вследствие чего ждать от него дальнейшего принятия решений не приходилось.

Сознание, вопреки всему, наслаждалось прелестью новизны и возможностью новых открытий.

Подсознание затаилось, выжидая, чем всё закончится: ибо то, что таилось в нём там, на Земле, к данному континууму, видимо, не слишком подходило.

Душа же явно пыталась с новым Телом расстаться.

Либо это Тело пыталось отторгнуть мою Душу.

Для меня же в данной ситуации ни то, ни другое было абсолютно неприемлемо: где моё настоящее тело и в каком оно состоянии, не известно. Но мне подумалось… Мысль ускользнула. Память молчала.

И мне стало очень и очень грустно… Ибо прежнее тело своё я любила. Ценила, уважала, холила, лелеяла:

регулярно парила в баньке и окунала в ледяную купель;

спускала с гор на сноуборде зимой и роняла в воду с сапборда летом;

таскала конными маршрутами по козьим тропам смотреть на цветущий рододендрон поздней весной, а ранней осенью – испить живой воды из спрятавшегося под скалой тайного источника, окружённого яркими, вобравшими в себя последние краски лета, фиолетовыми колхикумами;

внесезонно мы плавали и ныряли в морях и океанах повсюду, где только есть рифы, и где мы с ним научились ловить парусами ветер…

И я была ему неизменно благодарна за те возможности, которые оно мне дарило на пути познания Меня самой и окружающего Мира. Величие которого помогло мне осознать величие его Создателя. И самоотверженность группы товарищей, реализовавших этот проект, в котором он был Автором Идеи, Главным Архитектором и Главным Инженером проекта.

И да, нас любили лучшие, на мой вкус, мужчины планеты, способные ценить не только моё идеальное тело, но и мои другие человеческие качества.

От осознания потери снова захотелось плакать, но новое тело этого либо не умело, либо не желало. Но, скорее всего, в нём просто не было лишней воды.

Цикады в голове надрывались… А у меня оставались ещё неисследованные помещения.

Аккуратно встала: сначала на четвереньки, потом так же медленно поднялась, удерживая равновесие. Старательно не глядя на своё отражение в зеркале, повернула назад.

За следующей дверью снова была стена. На этот раз кирпичная. Я потрогала пальцами и поскребла ногтем характерного цвета поверхность, – привычную и присущую обожжённой глине.

Открыла последнюю дверь. Ту, что была первой от входа. Присела на стоящий за ней стулОглядывая помещение, переплела растрепавшуюся косу.

В глубоких полукруглых нишах этого зала стояли открытые стеллажи и закрытые шкафы, в ближайший из которых я заглянула.

Собранные в вертикально закреплённую книгу, в нём расположились рисованные акварельными красками изображения всех тех растений с птицами, которые, следуя за мной, расползались по стенам уже этого помещения.

Я перевернула последний лист. На нём были изображены ещё несколько видов довольно милых насекомых с яркими крылышками, которые, как казалось, даже слегка подрагивали. Я притронулась к одному из них. Изображение дрогнуло, а насекомое тут же вспорхнуло с листа. За ним следующее. И ещё… Я поспешно захлопнула книгу.

Обычных окон в этом зале не было, а достаточно интенсивный свет лился откуда-то сверху, рассеиваемый вездесущими облаками. Центр помещения был пуст, а вдоль стен из обработанного не полированного белого камня, между нишами со шкафами стояли несколько очень больших и совсем маленьких столов разной высоты. На них были разбросаны кисти, палочки, напоминающие цветные карандаши, тюбики и баночки, возможно с красками, и ещё какие-то не похожие ни на что предметы. А также альбомы и стопки разнообразной бумаги: обычной, рисовой, хлопковой; из материалов от крафта до шёлка. Я прикоснулась к последней: или чего-то очень на него похожего.