Анна Цой - Сердце жизни. Книга шестая

С другой стороны были набегающие на меня воспоминания при зрительном контакте с какой-нибудь маленькой деталью, будь то столб для наказаний, от которого меня покоробило, или отдельный вход в наш отсек для купания, созданный, чтобы меня не проносили по общей длинной части и не вводили в ошеломление кучей неодетых людей.

Волшебным казалось всё здесь, начиная от деревянных резных поручней на мостике, и заканчивая четырьмя высокими стенами, фонтанчиком посередине и длинной синей лозой с широкими листьями, устилающей почти все вокруг. С трёх сторон здесь были выстланы широкие доски и опоры, с одной я заметила лавочку, а с противоположной – сильную каменную отмель, очевидно, насыпанную лично для меня, потому что в других местах было слишком глубоко.

– Я была у бабушки, – пошла на откровенную провокацию я.

Что-то мне подсказывало, что мама отцу об этом не расскажет, как и о многом другом, что по её мнению сможет мне как-то навредить. Осталось только выбирать нужные слова, что в моём положении было достаточно сложно.

– Бабушки? – удивилась Риайя.

Её серебристые волосы упали на мой лоб, когда она ставила меня на землю. От её помощи я отмахнулась, отойдя на пару метров в сторону и потянувшись к сандалиям (орудие пыток для моих пальцев, не иначе).

– Бабуля Агератум, – как бы невзначай добавила я.

И подняла взгляд, чтобы увидеть её реакцию. А она последовала: мама вспыхнула, её глаза загорелись, а челюсти были стиснуты с силой.

– И… и что же она тебе рассказала? – её взгляд был прямым и холодным, как будто Герой была я сама, – она тебя не обижала?

Я качнула головой и радостно вскочила на ноги уже босиком. Теперь был черёд рубашки.

– Не обижала, – я улыбнулась и дёрнулась от того, что открылась дверь.

Хорошо, что их здесь было две, и когда открывается одна, с улицы ничего не видно.

В отсек вошли две девушки, поклонились сперва мне, а потом маме. Всё согласно иерархии стаи.

Я дождалась, пока они обе поставят принадлежности прямо на настилы и удалятся. Хлопок внешней двери стал мне сигналом:

– А сказала, что ты зря её не любишь – она помогла бы тебе сбежать и укрыться от папы, – слова лились из моего рта соразмерно спуску на каменный настил.

Мама купаться не планировала, потому опустилась коленями на пол и скривилась. А после сделала так, как делала всегда при волнении – потерла переносицу. Я соскучилась по этому её жесту.

– Сбежать? – повторила мама устало, – сбежать, – странный взгляд на меня, – она думает, что мне требуется помощь для этого?

Я села в теплую воду по шею и пощупала камни под ногами – тёплые. И совсем не скользкие.

– Да, – честно ответила я.

Про себя честно. В этом контексте «Агератум» была именно мной. И я хотела её побега. И могла помочь.

– Твой папа не держит меня, милая, – она выдохнула и легла на пол, уложив голову на сгиб руки, – мне незачем сбегать и скрываться.

Я не смогла скрыть удивления.

– Ты меня украла тогда, – прошептала и осеклась.

– Я испугалась за тебя, Лесси, – на её губах появилась улыбка умиления, – но я очень сильно ошиблась, подумав, что твой папа плохой. И он меня простил.

Пришлось встать, отвернуться и подойти к лотку с шампунями, чтобы она не заметила моего состояния.

– Ты сейчас живешь в шатре Фила? – решила сбавить накал переживаний я.

Мама напряглась. Ощутимо и с долей испуга.

– Я ни в коем случае не… не подхожу к твоей привязке! – поспешное.

Она даже села и руками перед собой помахала. Я непонимающе её оглядела.

Однако проблему это не решило, потому что она только села ровнее, но так и не развеяла моё непонимание. Я же догадалась: раньше моей реакцией был бы гнев, и если, в отличие от папы, рукоприкладством я не занималась, то могла устроить ей кучу запретов или даже запереть на несколько недель в её шатре.

Я была ужасным ребёнком.

– Я знаю, – вышло немного грубее, чем я планировала, но старая Алесса так бы и поступила, – ты теперь переезжаешь ко мне.

Я набрала в руку шампунь, а после опомнилась и смыла его, чтобы сперва нырнуть с головой, а после повторить первое.

– Я кхм… тебе нужна моя помощь? – заботливо спросила она.

Но отстранённо и достаточно безэмоционально. Не так, как воспитывала она меня на Фобосе. Здесь у неё было много запретов в отношении меня. От простых, вроде – нельзя прикасаться без разрешения, до: в чьём-нибудь присутствии первой садиться должна всегда я.

Я покачала головой. Это было не так сложно, как борьба с сандалиями.

– Твой папа… – она замялась, – дал разрешение? Он может наругать меня за мой переезд.

Мой кивок и её радостная улыбка.

– Ты стала мягче, солнышко, – заметила она, – раньше ты не любила, когда я ночую с тобой.

Я пожала плечами и сказала то, что хотела сказать давно:

– Я больше так не буду, – прямой открытый взгляд, – и ты можешь вести себя так, как в Надежде.

Она даже вздрогнула от такого.

– Ты… ты сказала, что ничего не помнишь…

– Я ничего и не помню, – я вновь нырнула, смывая шампунь с волос.

Её взгляд следил за мной ещё с минуту, очевидно говоря об тщательном обдумывании ею моих слов.

– Не переживай, мама, – я слышала из своих уст тон отца, – скоро всё станет лучше.

Она на секунду зажмурила глаза, после распахнула их и мрачно вгляделась в моё непосредственное от предвосхищения лицо. Ехидное и довольное.

– Ты меня пугаешь, солнышко, – прошептала она, – но я тоже чувствую волнение, милая. Будто что-то плохое рядом. Но… папа обязательно нас защитит. Он не оставит нас.

Я не могла понять её слов сейчас – она, помимо того, что говорила со мной не так, как делала это обычно, ещё и всеми силами выставляла отца хорошим. На Деймосе я такого стремления не замечала.

– Он сделал тебе больно? – прямо спросила я.

– Кто, милая? – недоумевающий вопрос.

Я дохлюпала ногами до душистого травяного мыла на подносе. И не стала возвращаться, посчитав, что мне хватит места и у самого спуска. Теперь не нужно было промывать длинные волосы. И ещё я была рада тому, что в свои года умела мыться самостоятельно.

– Папа, – мне уже надоело дробить свои слова на миллион частей, потому в душе и поднималась злость.

Женщина нахмурилась.

– Почему ты спрашиваешь это, Лесси? – не сдавалась она.

Её палец прочертил знак на полу. Руну спокойствия. Это было забавно, учитывая то, что я её значения знать не должна.

– Потому что он ругался на тебя сегодня, – выдохнула я и положила мыло на резную дощечку.

Она легла на спину, пренебрегая тем, что должна следить за мной.

– Он был строг, а не ругался, – осталась на своём она.

Да почему же?! Это уже нельзя было оправдать простым желанием показать Варга добряком! Да что с ней происходит?