Анна Цой - Сердце жизни. Книга шестая

– Ты не любишь стаю! Тебе всегда было всё равно на неё, папа!

Отец напрягся, кажется, боясь прослыть для меня нехорошим, а после тяжело вздохнул.

– Мне не было всё равно, паучок, – сказал он.

Но промолчал про «любовь». Странно, но мне казалось, что такое чувство он испытывал только ко мне и… Элли . Особенно когда говорил о ней. Может, к ней у него было не очень здоровое чувство, но говорить так о ком-то, кого не любишь, сложно. А отец был отвратительным актёром.

– Ты не хотел быть главным, – шепнула ему я, пусть и знала, что Феликс тоже услышит, – поэтому отдаешь стаю Филу?

Такого взгляда от него я не ожидала. Я будто попала в самую точку – расковыряла старую рану в душе и надавила со всей силы.

– Ты как всегда права, паучок, – только и выдавил он.

А затем отвернулся и начал хмуро смотреть вперед. Так, словно он не был ужастиком моей взрослой жизни. Так, будто он не был злым и никогда не делал ничего кошмарного, от чего хотелось закрыть уши и мысли руками, чтобы никогда не знать этого. Так, как он и в самом деле поступал.

– Трудотерапия, – неожиданно произнес Фил, а после моего сумбурного непонимающего взгляда продолжил, – замещение «опасных» мыслей делом.

Папа тоже взглянул на него с сомнением, затем закатил глаза и вновь отвернулся, кажется, не желая спорить с ним в этот раз. Но всё же без обзывания Князя не оставил:

– Идиот.

Феликс даже улыбнулся на это, прежде чем они оба дёрнулись, повернувшись и посмотрев в одну точку. Через секунду мы остановились без приказов вслух, а со знакомой мне дороги к Садам Геры вышла Нирралин, качая бёдрами и что-то бурча себе под нос. Стоило ей нас заметить, как бурчание прекратилось, а на лице появилась улыбка.

– Что ты здесь делаешь, Нира? – отец искоса оглядел бывшую любовницу – от неё отчетливо пахло им.

В отличие он него, который уже пропах десятком запахов, если не сотней.

В душе всколыхнулась ревность, будто она имела настолько сильные виды на моего папу, что могла отодвинуть на второй план меня, как его дочь. Встреть я её в детстве, то она бы мне не понравилась. Сейчас же я знала, что она пришла ко мне, а не к нему. Хотя, кто мог запретить ей совмещать?

– Гуляла, – нагло врала она, – решила сходить в стаю – проведать старых друзей.

Реакции на её слова у него не было никакой. Он словно и не хотел замечать её ложь, будто ему вовсе не было дела до неё.

– Вомбор, возьми к себе госпожу, – папа пришпорил свою лошадь и, не обращая внимания на то, что мы вырвались вперед, поехал быстрее.

За ним поспевал только Фил, как будто не желая оставлять нас без своего контроля. Через десять минут нас всё же догнали, и я смогла услышать разговоры всех «своих» позади.

– Ты всегда у своего певчего сборища на побегушках? – интересовался Гаспар, – не самая молодая, но и не старая. Почему ты?

– Самая «не жалкая», – сыронизировал Барсик.

Нянюшка молчала. Она, кажется, вообще ехала в карете, потому как не выносила прогулку верхом.

Я перебралась на плечо отца, встав туда, где сидела ещё полминуты назад. Вид у них всех был забавный.

– Мальчики! – странным тоном остановила их висталка, – мне больше лет, чем вы двое сможете прожить! Так что не стоит шутить свои мужланские шутки! Я старше твоей, – она ткнула пальцем в рыжего, – мамули на добрые пятьдесят лет, так что молчите, дурни!

Они оба проводили её взмах рукой ошарашенными взглядами и затихли. Но очнулась няня:

– Пятьдесят? Как ты можешь выглядеть так молодо, если ты старше меня?! – у неё было такое непосредственное возмущение этим фактом, что я не сдержала смеха, который повторил и папа, только хмыком.

– Не пятьдесят, но тридцать два. Я старше твоей матери на пять лет, Актиния, – Нира недовольно поджала губы, – так что, если бы ты училась, а не безалаберничала, то выглядела бы ещё моложе!

– Нирралин, – холодно остановил её отец, дёрнув щекой.

– Прости, – опустила взгляд она, хоть он и не оборачивался к ней.

Тут в диалог вступила я, снова не сдержавшись:

– Твоя мама была хорошей, Тини, – я внимательно смотрела именно на отца, – так Нира сказала.

То, как менялось его выражение лица, было бы заметно даже самому невнимательному: бледность, напряжение, осознание, злость и печаль. А после вынужденное, больше вымученное спокойствие на лице. Он даже не заметил моего внимания, в то время как Фил считывал каждое моё действие. Именно он качнул мне головой, как бы показывая, чтобы я не лезла в это.

– Т…ты её знала? – Актиния даже высунулась из окошка кареты, чтобы показать, насколько это её волнует.

Иногда она казалась мне совсем юной девушкой, будто ещё не выросшей и не выбравшейся из тех подростковых привычек, когда тебя волнует давно забытое. Она будто всё ещё не осмыслила это в своей голове.

– Издеваешься? – сощурилась Нира, – я говорила тебе это больше пяти раз! У тебя, что… – она мельком взглянула в спину отца и подобрала слова, – памяти нет совсем? Она была моей лучшей подругой, пока этот ублюдок…

– Нирралин! – почти зарычал на неё отец.

Я вцепилась пальцами в его плечо и поймала на себе его извиняющийся взгляд.

– Это было лишнее, – признала висталка, – но Элли…

– Заканчивай с этим разговором, – нетерпимое от Варга.

Он усадил меня в «кокон», застегнул пуговицу и пришпорил коня – мы понеслись галопом, проносясь мимо деревьев и разделяя нас с остальными. Кажется, папа вовсе не смог забыть свою прошлую жену. Или же скрывал что-то очень нехорошее, потому что Нира сказала «этот ублюдок». Кого она имела ввиду? Виктора Кери? Что вообще происходило между ними тремя? И причём здесь мой мёртвый дед?

***

Стая была такой же, какой я оставляла её в тот самый последний день. Шумная, весёлая, очень людная и куртная, а ещё домашняя. Особенно последнее, потому что, стоило нам с папой преодолеть массивные деревянные ворота на въезде, как моё сердце буквально затрепетало от восторга – яркое слепящее солнышко над головой с защищающим куполом мыльно-серебристого прозрачного барьера, неровные ряды разномастных шатров и палаток, множество костров, огороженных камнями, лёгкий запах дыма и леса, а ещё много-много жителей клана. Я не видела среди них знакомых лиц, скорее всего они уже успели повзрослеть или постареть, пока здесь не было меня, из-за чего я, помнившая прошлое отношение людей к себе, решила показаться дружелюбной, и махала рукой каждому, кто улыбнулся мне или отцу. Это вновь показалось мне воодушевляющим, потому вскоре моё своеобразное приветствие получали абсолютно все, отчего удивлялся и посмеивался папа, и улыбался Фил.

Лес здесь иногда заходил на территорию поселения, потому нередко встречались деревья, часто по обочине синела трава, а ещё было очень много животных: не собак, конечно, к ним курты относились бы странно (если бы знали о том, что есть такие животные на Фобосе), однако здесь часто встречались лахальки (кто-то средний между кошкой и кроликом, и неизменно зубастый) и более крупные кэрычи (тут ничего похожего я подобрать не могла, потому как это были не птички и не летающие, но летали они вполне себе прилично, обгоняя среднего волка в обороте), сравнить которых можно было только со змеями с ножками. К слову, оба подвида животинок визжали и жрали друг друга, из-за чего жестокие волчьи дети стравливали их постоянно, ходя «баш на баш», а это в свою очередь рождало грандиозный спрос на зверьё.