Варвара Тэш - Пятый мир

– Мирэлл? Ку-ку, я здесь…

Он понял, что так близко наклонился, изучая способ нанесения краски, что едва не прижался носом к фреске, а ещё понял, что Элайна говорила с ним всё то время, пока он был занят собственными мыслями.

– Прости, я прослушал, – Мирэлл выпрямился, виновато улыбаясь. – Давно тут не был. Каждый раз Тэрра завораживает, словно видишь её впервые.

– Да-да, – ничуть не обидевшись, Элайна взяла его за руку и потянула за собой через залы, где со всех сторон их окружал лишь изображённый на стенах мир. – Я знаю, что ты можешь часами рассматривать одну единственную деталь, пока в голове у тебя с шумом крутятся шестерёнки, а цифры и расчёты складываются в стройные теории и заключения, но сегодня я привела тебя сюда не за этим.

Они неторопливо шли вдоль изломанных контуров материков и горных перевалов, миновали несколько морей и поросших лесами земель, расчерченных ветвистыми руслами рек, пока Элайна наконец не нашла то, что искала. Остановившись, она щелкнула пальцами по прохладной штукатурке, и изображение начало стремительно приближаться, будто они падали вниз с огромной высоты. Теперь можно было разглядеть дома и улицы крупного города, где в ускоренном времени бежали люди, а день неуклонно клонился к ночи. Время на картинах всегда летело куда быстрее, чем в Амрисе. К примеру, когда Тэрра только «расцвела», столетие там пролетало всего за год в мире её создателей. Но чем сложнее и интереснее становилось развитие молодой вселенной, тем больше замедлялось архитекторами течение её времени, пока разрыв между Амрисом и Тэррой не составлял всего пять лет.

Если кому-то требовалось полностью погрузиться в изображенный на картине мир, а не смотреть на него извне, сознание подстраивалось под установленный там ритм, тогда как тело продолжало существовать в своём времени. Таким образом, человек мог провести месяцы и годы в иной вселенной, а в Амрисе проходила всего пара дней, а то и часов, но обратить вспять время в картине было нельзя. Если работа над миром продолжалась, мастера максимально замедляли там время, чтобы не упустить ничего важного, вернувшись почти в тот же момент, на котором покинули картину, и продолжить работу. В мирах, которые считались дозревшими и более не нуждались в доработках создателей, время, наоборот, ускоряли, дожидаясь окончательного «цветения».

– Так, – Мирэлл прочистил горло, наблюдая за тем, как улицы на картине заполняются людьми. Те казались встревоженными и возмущенными, о чем-то спорили и размахивали руками. – На что же мы смотрим?

– Такие волнения у них происходят всё чаще, – понаблюдав вместе с ним за народными возмущениями, сказала Элайна. – Похоже, может начаться война.

– Они в принципе часто воюют, – осторожно заметил Стармонт, гадая, что может вызывать беспокойство супруги.

Создателей всегда больше занимало состояние картины в целом, а не локальные междоусобицы. Особенно в таком мире, как Тэрра.

– На сей раз, похоже, будут втянуты чуть ли не все страны.

– Что именно тебя тревожит?

– Их наука, – Элайна помедлила. – Я почти месяц наблюдаю за некоторыми учеными и их встречами. Не очень во всем этом разбираюсь и не сильна в терминологии, но они много говорят о какой-то невиданной ранее энергии, которую обнаружили, и её возможном потенциале.

– И в чем подвох?

– Кто-то предположил… пока только при личной беседе, что на основании этих открытий можно создать оружие, которое способно уничтожать целые города… даже страны, – Элайна обратила к нему широко распахнутые голубые глаза. – Признаться, я ничего ужаснее в жизни не слышала.

– Элли, я знаю, ты болезненно реагируешь, когда в мирах неспокойно, – мягко отозвался Мирэлл. – Но, если так переживать каждый раз, когда они придумывают новые способы убивать друг друга, можно заработать нервный срыв.

– Меня беспокоит то, как стала развиваться Тэрра.

– Ты говоришь о её стремительности? – догадался он.

Элайна кивнула, закусив губу и раздумывая, как лучше донести до собеседника свои мысли.

– Когда мы оканчивали университет, они скакали на лошадях и стреляли из луков. А теперь взгляни, – она указала на что-то и Мирэлл перевел взгляд чуть выше, следя за её рукой. – У них уже автомобили, огнестрельное оружие, бомбы. А ещё они научились делать самолёты.

– Самолёты?

– Да. Это как…эспирэллы в картине Дэ́клойда, – объяснила она. – Только у Дэклойда там все работает на принципе подавления гравитации, и сами эспирэллы выглядят как мыльные пузыри из стекла, а тут эти их самолёты больше похожи на…железных… птиц… стрекоз…не знаю.

– Хм…

– Мне просто кажется, что такой скачок в развитии всего за несколько десятилетий весьма сильно влияет на вектора и каркас мира в целом.

– Полагаешь, он становится нестабильным? – Мирэлл взглянул на фреску с более пристальным вниманием, словно на глаз мог определить, насколько права его собеседница.

– И склонным к саморазрушению, – кивнула та.

– Мне кажется, для столь печальных прогнозов рановато. Тэрру создавали не любители. Рассыпаться просто из-за резкого скачка эволюции или прогресса хорошо продуманное и сконструированное мироздание не может.

– А что, если может? – Элайна обернулась к нему. – У меня из головы в последнее время всё не идет тот образец «мёртвого мира», который мы изучали в университете. Помнишь?

– Когда мир сошел с ума и выжег сам себя?

– Он самый. Картина вроде бы и живая, да жизни в ней нет. Представь, если такое произойдет с Тэррой.

– Провал тысячелетия, – помедлив, согласился Мирэлл, постучав пальцем по подбородку. – Но это же насколько нужно было просчитаться великим создателям, чтобы допустить такое.

– Возможно, дело не в ошибке, – медленно сказала Элайна, аккуратно формулируя свои следующие слова. – Что, если Тэрра… как бы сказать… постарела? Очень сильно. Но мы так бережем её, что она продолжает жить.

– По-твоему, она начала пожирать саму себя, так как все внутренние ресурсы закончились?

– Может такое быть? – Мирэлл не знал, чего было больше в глазах жены, когда она задала этот вопрос: надежды на то, что она права, или страха, что он подтвердит её опасения.

– Регресс под маской прогресса? – размышляя, пробормотал он. – Как знать. Тэрра единственная в своем роде и действительно может… всех удивить. С отцом ты эту проблему обсуждала?

Элайна рассерженно фыркнула.

– Он и слушать не захотел, – проворчала она. – Стоило мне вообще об этом заикнуться, как он тут же решил, что во мне заговорила досада и желание заполучить печать куратора.

– И ты решила поговорить со мной.

– Ты не настолько, хм, предвзят.

– Звучит как «ты бо́льший подкаблучник, чем он».