Катерина Коновалова - Изъян в сказке: ведьма

Только теперь Мэгг смогла оценить своё временное пристанище: двухэтажный небольшой домик скрывался в узком проулке и не выглядел местом, которое посещают часто. Зато возле высокого каменного крыльца цвели неприхотливые, но очаровательные ромашки, а по стенам поднимался вверх тёмно-зелёный густой плющ.

– Это… дом отца Леона, да? – спросила Мэгг. Почему-то ей сложно было думать о худом монахе в неизменной тёмной рясе как о владельце земель и домов. Это… сбивало с толку.

– Да, леди, – и Эрин мягко, но решительно повела её за локоть внутрь.

Их никто не встречал, но Мэгг готова была поспорить, что в доме живут слуги: всё было чисто, нигде ни чехлов, ни ставень.

Из небольшого холла, где Эрин сама сняла плащ и помогла раздеться Мэгг, они сразу прошли в просторную гостиную. Белые стены были изящно отделаны цветочным орнаментом, а на потолке – Мэгг подняла голову и не смогла опустить, залюбовавшись, – была удивительной красоты картина. Бородатый крупный мужчина, чью наготу прикрывала только тонкая белоснежная ткань, склонялся к полевому цветку и касался пальцем его голубых нежных лепестков. Из-под пальцев исходил мягкий свет. Один глаз мужчины был ярко-зелёным, даже зеленее молодой травы под его босыми ступнями. Второй скрывала кожаная повязка. Со всех сторон за мужчиной и цветком наблюдали всевозможные звери: кошки, кабаны, дикие олени, полосатые лошади, а ещё птицы с разноцветным оперением, букашки… В правом углу Мэгг заметила кусты, из-за которых выглядывала светловолосая голубоглазая девушка. А напротив неё, за стволом дерева, можно было различить тонкий силуэт юноши.

Мэгг не доводилось видеть подобных картин – лишённая, кажется, всяческой магии, она околдовывала. Люди, животные, кусты, деревья – всё до мельчайшей травинки было нарисовано так подробно и с такой тщательностью, что казалось живым.

– Что это, Эрин? – спросила Мэгг, всё ещё не сводя глаз с картины.

– «Благословение в малом», так святейший отец говорил.

Мэгг послышалось недовольство в голосе Эрин, и она оторвалась от потолка, чтобы взглянуть на неё.

– Вам не нравится?

– Срам это, я считаю, и стыд, – Эрин нахмурила густые брови, но вдруг улыбнулась и сказала: – Не обращайте внимания. Я, почитай, пятнадцать лет в монастыре прожила, кое-чего не понимаю в мирском. Но отец Леон говорит, нет ничего дурного в том, чтобы наслаждаться творением рук человеческих. Тем более, если человеку от Всевышнего дарован талант. А уж он-то точно знает.

– Это… – Мэгг тоже нахмурилась, – выходит, это Всевышний… на картине?

– Выходит, что так, – согласилась Эрин, но вверх не смотрела. И Мэгг тоже больше не стала. Ей вдруг сделалось неловко и стыдно. Эта картина… не то, что кто-нибудь разместил бы в святейшем доме. Разве можно изображать Всевышнего так просто, так по-человечески?

«Всевышний, прости, что я смотрела на эту картину», – мысленно произнесла Мэгг и почувствовала, что стыд и смущение уходят.

– Ну, пойдёмте, леди, покажу вам ваши покои. Там ничего подобного нет, – голос Эрин звучал очень по-доброму, кажется, она заметила, что Мэгг тоже не понравилась картина.

Точнее… Очень понравилась. Мэгг смотрела бы на неё не отрываясь, если бы на ней было изображено что-то ещё, что не оскорбляло бы Всевышнего и всех его детей. Интересно, кто нарисовал её? И ещё интереснее – зачем отец Леон повесил её в своей гостиной?

Мэгг знала (и до сих пор с содроганием вспоминала события, которые дали ей это знание), что не каждый святейший отец – истинный служитель Всевышнего. Отец Грэм был благочестив, помогал нищим и больным, молился, вёл нарочито скромную жизнь, но в душе оказался развратным и подлым человеком. А каков в душе отец Леон, Мэгг не знала. Но ей думалось, что он не мог оказаться таким же.

Если бы Мэгг спросили, с чего она это взяла, она едва ли сразу нашлась бы с ответом. Но в его словах, манерах, образе жизни, а главное, в том, как он пришёл ей на помощь, читались его доброта и ум.

– Леди!

Очнувшись от своих мыслей, Мэгг, сопровождаемая Эрин, поднялась вверх по белой каменной лестнице, прошла по светлому коридору и оказалась в своих покоях.

В этом доме ей отвели лучшие комнаты: большую спальню с одной скруглённой стеной и тяжёлыми шторами на квадратных окошках, светлый маленький будуар с расписанной цветами и птицами ширмой, личную гостиную, стены которой были обиты тёмно-зелёным шёлком, и кабинетик с лёгким письменным столом белого дерева. Даже в доме лорда Кэнта у Мэгг было меньше комнат – и отделаны они были хоть и дороже, но с куда меньшим вкусом. Не считая той проклятой картины, дом приводил Мэгг в восторг и восхищение.

Это был не замок и не старинное поместье. Никто и никогда не думал в нём обороняться от восставших крестьян или от войск лорда-соседа. Его строили и украшали для счастливой жизни.

Переодевшись в одно из простых домашних платьев, Мэгг обошла дом целиком, с крыши до подвала. Эрин провела её в погребок, показала, где живут слуги – две горничных, кухарка, дворецкий и сторож сегодня были отпущены и должны были вернуться завтра рано утром, – и наконец проводила во вторую гостиную на первом этаже, где стоял старый клавикорд и лежала на бархатной подушке новенькая цитра.

– Его Святейшество велел вам доставить, – улыбнулась Эрин, указывая на цитру. Преодолевая трепет, Мэгг взяла инструмент. Она была посредственной музыкантшей и до сих пор играла на том, на чём придётся. В трактирах и в сёлах выбор обычно невелик. Цитра Рея была хорошего качества, но тоже видавшей виды. Такого инструмента ей в руках держать ещё не доводилось. – Он слышал, как вы поёте, леди, и сказал, что вас это порадует.

Проведя пальцами по струнам и услышав чистый звук, Мэгг положила цитру обратно на подушку, повернулась к Эрин и спросила очень серьёзно и спокойно, хотя сердце готово было выпрыгнуть у неё из груди:

– Эрин, скажите мне, почему отец Леон так добр ко мне?

Она не знала, что именно хотела услышать – что-то зловещее. Но Эрин только улыбнулась ещё шире и пожала плечами:

– Он такой, мой хозяин. Не берите в голову, леди. Вы, как я понимаю, оказываете ему услугу, а он это ценит, – подойдя поближе, Эрин чуть понизила голос, словно кто-то в пустой гостиной мог их подслушать, – Я вас понимаю, леди, сама тушевалась первое время, когда получала от него подарки или лишний выходной аккурат в светлый день моей племянницы. И ладно вы, вы такая красавица, что всякое можно начать думать, но я-то… – она развела руками.

– Вы очень красивая, Эрин, – искренне сказала Мэгг, ощущая, что неясный страх отступает с каждым словом доброй женщины.

– Была, леди, лет двадцать назад, но в те времена моя красота скрывалась под серым платком… Да не важно уже. Я о другом. Его Святейшество – просто такой человек. У него много дел и забот, много мыслей. На нём, почитай, полстраны держится, если не вся. Делая добро тем, кто рядом с ним, он, я разумею, душой отдыхает.