Катерина Коновалова - Изъян в сказке: ведьма

Первым делом она обратилась к Эрин по поводу гардероба – и на следующий же день немолодой портной с двумя мальчишками-помощниками сняли с неё мерки. На выборе тканей Мэгг застеснялась, ведь у неё не было денег, но Эрин шепнула, что отец Леон оставил двести золотых на первоначальный гардероб. Это были огромные деньги – Мэгг и не думала о том, чтобы потратить их за один раз. Но даже уложившись в половину суммы, она не была стеснена в выборе и заказала портному три тёмных каждодневных шерстяных платья, два льняных – на случай, если придётся выходить в город, два парадных (одно из которых было почти такого же небесно-голубого оттенка, как то платье, которое Зои непонятно где достала для бала в Остер-лине), и это не считая амазонки из золотисто-орехового бархата, двух пар модных бриджей для верховой езды и белья. После портного дом посетил сапожник, который получил заказ на три пары туфель и одни крепкие сапоги.

После этого Мэгг занялась верховой ездой. На конюшне ей привели невысокую гнедую лошадку, мохноногую и неказистую, но очень смирную, по кличке Соня, и старший конюх под пристальным наблюдением Эрин давал ей уроки. Мэгг, конечно, умела ездить, но отнюдь без изящества и мастерства. Было приятно получить возможность исправить это.

Показала Эрин и библиотеку.

Она располагалась в просторном круглом помещении, в башне, и занимала два этажа. С первого на второй можно было подняться по одной из двух лестницу: по боковой винтовой или по длинной узкой и похожей на садовую, которая была оснащена механизмом, который позволял катать её вдоль книжных полок.

Насколько могла судить Мэгг, книг здесь было всё-таки меньше, чем у лорда Кэнта. Зато все эти книги оказались в её распоряжении. Эрин, показав дорогу, сразу же ушла по своим делам, а больше не было никого, кто диктовал бы ей, какие книги читать, а каких избегать.

В первый день Мэгг просто ходила вдоль полок, рассматривала надписи на корешках (многие были на незнакомых ей языках), изредка касалась пальцами переплётов.

Зато на второй, осмелев и почувствовав себя увереннее, вытащила новую книжку в кожаном блестящем переплёте с увлекательной надписью: «Истинные изыскания о драконах, мегазаврами именуемых, проведённые и записанные магистром Шеанского королевского немагического сообщества лордом Юлином Квионэтом».

Мэгг устроилась с «Изысканиями» за удобным столиком в глубине библиотеки, с некоторым трепетом наколдовала небольшой шарик света (после болезни она ещё не использовала магию) и погрузилась в чтение.

Лорд Юлиан Квионэт, как указывалось в предисловии, был почётным членом немагического сообщества и посвятил добрых двадцать лет жизни изучению мегазавров. Он писал, что самое поразительное в этих существах – то, что они не могли существовать никак иначе, кроме как на силе магии. «Громадины сии кровожадные имели в животе своём магический шар, который заменял им разум и душу. И сей шар жёг их изнутри, и тогда они извергали пламя <���…>, а заглушить пламя могла только кровь, потому они были зело ненасытны и жрали сородичей своих, и детей своих, и супругов, и родителей, никаких чинов, родства и дружества не разумея».

Мэгг вздрогнула. «Хорошо, что Всевышний уничтожил их, – подумалось ей. – Вот только зачем отцу Леону череп мегазавра в кабинете?»

Она размышляла над этим вопросом целый вечер и наконец решила, что этот череп – назидание. Как бы велик и зол кто-то ни был бы, он всё равно покорен воле Всевышнего и может быть сметён с лица земли в наказание за свои прегрешения.

Но на самом деле «Изыскания» давались ей с трудом, и она была очень рада покончить с ними. Следом Мэгг отыскала совсем тонкую книжку – буквально дюжину листов, сшитых грубой нитью, – которая оказалась настоящим сокровищем. Это были тексты песен бардов прошлого. Одну из них Мэгг слышала в таверне. Ещё одну пел как-то Рей. Третья была почти незнакома, зато куплет отзывался теплом: его любил напевать староста деревни, в которой Мэгг с Реем как-то провели целую зиму.

Эту книжку Мэгг забрала с собой в комнату и перечитывала под волшебным светлячком до глубокой ночи.

А наутро спросила у Эрин, нет ли у неё случайно лютни или цитры. У неё не было – зато инструмент обнаружился на чердаке после непродолжительных поисков.

Перевязав и подтянув струны видавшей виды цитры, Мэгг сначала тихо и робко, а потом смелее заиграла мелодию, которую слышала последний раз несколько лет назад, и заглянула в книжку со стихами.

Песня была о любви. Мэгг плохо помнила слова и теперь с удивлением обнаружила, что песня рассказывает о знакомых ей героях – тех самых, памятник которым она видела в Харроу.

« Это было давно, и того горбуна

Знали все – и святейший, и вор.

Спал спокойно Шеан, так как в те времена

Торден Дойл выносил приговор »*…

Всё-таки он был горбуном, Зои была права! Эта мысль заставила Мэгг улыбнуться. Пальцы будто бы сами подбирали мелодию.

« Но однажды Шеан охватила молва,

Что готовится бунт колдовской.

В тот же день при дворе появилась вдова,

И принц Торден утратил покой ».

Когда-то давно волшебство считалось преступлением, ведьм жгли на кострах безо всякой пощады.

« Тонкий стан, медь волос – это просто напасть!

Кружит голову глаз колдовство…

Долг стране и закон или счастье и страсть… », – Мэгг вздрогнула и оборвала песню на полуслове. В комнате – небольшой уютной гостиной на втором этаже – она была не одна.

Отец Леон стоял в дверях и, склонив голову, внимательно слушал её жалкие музыкальные потуги. Мэгг тут же отложила в сторону цитру, встала и присела в реверансе. Потом подошла и, наклонившись, коснулась губами кольца на пальце святейшего отца – он протянул руку как-то неохотно.

– Вы прелестно поёте, госпожа Магарет, – сказал он.

– Я… – Мэгг сглотнула. Почему-то это занятие, в целом невинное, показалось ей неуместным в доме святейшего отца. Щёки запылали от стыда. – Простите, отец Леон.

Его не было дома, она это знала точно, вот уже две недели. Знай она, что он здесь, она точно не отважилась бы петь.

Он приподнял бровь и спросил:

– За что вы просите прощения? – и, не дождавшись ответа, сказал: – Всевышний не запрещает нам искренне и с добрым сердцем славить дарованную нам жизнь. Он не карает своих детей за пение и танцы, если то и другое исходит от сердца, а не несёт в себе цели разжигать соблазны и потворствовать греху. Я уверен, – он слегка улыбнулся, – вы пели с чистым сердцем.

Мэгг опустила голову. Всё-таки уместнее было бы выбрать что-то более подходящее дому святейшего отца, раз уж ей вздумалось петь. Эта песня о Тордене и Эльзе… в ней было слишком много страсти.