Анна Цой - Сердца войны. Книга четвертая

– Как дела? – поинтересовалась я, беря вино и делая несколько глотков.

Мужчина хмыкнул.

– Я учел твое стремление знать все, потому завтра мы посетим Совет Деймоса.

«Не спроста он такой добрый» – выразила наше общее мнение Алесса.

– Случилось что-то серьезное? – я подалась вперед, глядя на мужчину с испугом.

В столовую едва слышно вошел официант, поставил напротив нас блюда, поклонился и вышел, прикрыв за собой двери. Фил оглядел меня и с усмешкой произнес:

– Тебе придется терпеть Маргариту. Эльфийский лес был сожжен, Калнасар убит. Принц и Калнасэ перебрались в Лиринтон.

Я не смогла сдержать смешка.

– Мама зарубит ее мечом сегодня же ночью! – подметила я.

Вольтер поднял бровь.

– Рая очень ревнивая, – пояснила я, вспоминая ее действия, когда наша группа перешла из яслей на ступень подготовки к школе, и няню нам сменили.

Да она готова была порвать любого, кто меня по голове погладит!

– Вильгельм додумается разместить их так, чтобы они не встречались, – мужчина отпил из бокала и взглянул на то, как медленно садится солнце в окне сбоку.

Я ожесточенно наколола на вилку поджаренный грибок и отправила в рот, чувствуя, что моя мстительная душа требует чего-то поглобальнее скандала.

– Почему не предложил остановиться у… здесь? – хотелось сказать «у нас», но я вовремя переправила его, почувствовав, что хозяйкой здесь стану только через два месяца.

– Ты ее ненавидишь, – мужчина последовал моему примеру и начал есть.

«А ты?» – лишь в мыслях задала вопрос я.

«А он – не ты, так что переставай его бесить! Алкоголичка!» – прорычала девушка в голове, заставив меня затормозить. Я и в самом деле уже чувствовала, как бьет в голову выпитое.

– Не знаю для чего ты это говоришь, однако даже при условии, что твоя мама вела бы себя прилично, я бы не выдержал ее присутствия больше суток.

Я пристально взглянула в его глаза.

– В этом мире все мужчины делятся на бабников и женоневистников? – я подняла бокал и выпила до дна.

– Почему ты решила, что я женоненавистник? – он усмехнулся, – к какой категории тогда относится Вильгельм?

Я выдержала его смеющийся взгляд и ответила предельно честно:

– Максимум кого ты смог бы терпеть возле себя – это собственную привязку, – я пьяно икнула и продолжила нести околесицу дальше, – а папа успел «напортачить» нас с братцем с разницей в месяц.

Вольтер хмыкнул.

– Ты мыслишь максималистски, – он оглядел меня с улыбкой.

Я устало отодвинула от себя блюдо и положила голову на стол, прижавшись щекой к деревянной поверхности.

– Я мыслю, как типичная семнадцатилетняя девушка с Фобоса, – напомнила ему я.

– Не типичная, – поправил меня мужчина.

Я хмыкнула.

– Ты прав, типичная влюбилась бы в белобрысого принца на белогривом коне, – я подняла голову и опустила ее на поставленные на локти руки.

– Хочешь сказать, что любить меня – не типично?

Я улыбнулась ему самой любящей из улыбок, на которую была способна.

– Хочу сказать, что ты удивительный.

Мужчина подался вперед и, находясь на уровне моего лица, произнес:

– Тебе определенно не стоит пить больше бокала.

Он поднялся на ноги, приблизился ко мне и поднял на руки мое тельце, довольное тем, что идти не придётся. Рука сама собой скользнула по его щеке, а голова упала на плечо.

– Знаешь, что было самое страшное в моей жизни? – я с большим усилием дотянулась до его щеки губами и звонко чмокнула его.

– Что же, аларин?

Я довольно хохотнула, но тут же стала серьезной.

– Стоять посреди залитой кровью таверны, – я перешла на шепот, Фил замер на месте, – смотреть, как ты пытаешься утопить тоску в алкоголе, – на меня посмотрели ледяные черные глаза, – и чувствовать только безграничную любовь.

– Лесси…

Я резко подалась вперед, прижавшись губами к его каменным губам.

– И я не перестану тебя любить, даже если ты будешь самым жестоким и тираничным мужем во всех мирах, – шепот в его губы.

Меня перевернули прямо в воздухе, отчего теперь я могла обхватить его бедрами и прижаться грудью к груди. Жесткий, сминающий губы и волю поцелуй, но я не убираю ладони от его лица – лишь нежно провожу по щеке и отвечаю на поцелуй.

– Идея с разными спальнями и в самом деле прекрасна, – он отстранился и понес меня дальше.

Я положила голову ему на плечо и начала слушать его сбившееся дыхание.

– Мне не нравится, – высказала свое мнение я.

– Мне тоже.

Меня занесли в комнату, после чего уложили на кровать и закатали в одеяло, как труп в ковер. После чего потушили свет взмахом руки и легли рядом.

Я хрюкнула и прикатилась к нему под бок, развернувшись таким образом наполовину. А где половина, там и все остальное, потому через секунду я смогла закинуть на него ногу, руку и голову, заползя под его руку и вынудив себя обнять.

– Это был один из самых лучших вечеров, – отметила я и закрыла глаза.

Смысла в этом правда не было, потому что я вдруг осознала, что являюсь висталкой, а сон для нас недоступен. Тяжело вздохнув, я уткнулась в рубашку Лорда и пробурчала:

– Если ты хочешь, то можешь раздеться.

Я слышала, как с шумом вышел воздух из его легких, и усмехнулась.

– Лесси, напомню тебе, что ты хотела белое платье.

– Так я не предлагаю раздеть меня.

Лорд замер.

– Действительно.

Я прижалась к нему сильнее.

«Мы сидели за большим письменным столом в детской, заваленной всевозможными коробками с игрушками, детскими книжками, пазлами, играми в коробочках и другими совершенно не нужными мне вещами. Нянюшка пытается задобрить меня всем этим, да только мне здесь скучно– я чувствую себя чужой этому затхлому миру с кукольным солнцем, которое даже не жжется.

– Алесса, не вредничай! Тебе нужно поесть! – зло произнесла няня, оглядев меня с усталостью.

Мне было все-равно что она от меня хочет. Я хотела к маме и папе, а не есть невкусный суп с гадким вкусом. Очередная ложка, приближенная служанкой к моему рту полетела в нянюшку, а я с размаху шлепнула ладошкой по лицу девушки, не успевшей отскочить. Я была быстрее и сильнее. Хлесткий звук пощечины и я говорю:

– Скажи ей чтобы не трогала меня!

Няня закрыла глаза, тяжело вздохнула и сказала что-то служанке. Та отошла на несколько шагов, потерла раскрасневшуюся щеку и осуждающе на меня посмотрела. Да разве кто-то из них может касаться меня?! Если бы ее ударил папа, то она бы осталась без лица. Я скучала по стае и дому – там все было правильно.

– Ты не ребенок, а маленькое чудовище! – прошептала няня, глядя на меня.

Я зло посмотрела на нее. Мама запретила плохо к ней относиться. Но она была такой же как все: нарушала правила, осуждала меня и постоянно плакала. Я ненавидела таких, как она.