Эсфирь Серебрянская - Сон о принце

– Но почему ты не хочешь полюбить меня?

Я отстранилась и взглянула Костику в лицо:

– А зачем?

– Что «зачем»? – слегка опешил кавалер.

– Зачем тебя полюбить?

– Ну, эта…

– «Эта» – то как раз понятно. Дальше-то, спустя полчаса что будет?

– Ну… мы любить друг друга будем.

– Окей, польстим и еще часик добавим. Дальше что?

– Ну-у… А ты сама что хочешь?

– Чтоб ты меня отпустил… но ты меня все чем-то хочешь поразить. Вот я и спрашиваю дальше-то что? Жениться что ли хочешь предложить?

– Э-э… – Костик поискал способ отказаться от последствий, но не упустить желаемое, – ну, может быть.

– Вот когда будет точно, а не «может быть», тогда и поговорим, а сейчас отпусти меня!

– Нет, милая…

Мгновенно вспомнился принц:

– Не называй меня так!

Однако Костик понял все по-своему. Он осветился улыбкой и чарующе, на его взгляд, произнес:

– Но как же тебя еще называть, если ты мила мне и по сердцу, и по душе…

– … и по ширинке.

– Да, и там тоже ты мне мила, милая моя, – с радостной похотливостью сообщил он, пытаясь притиснуться поближе.

– Последний раз спрашиваю, по-хорошему, ты отпустишь меня или нет?

– Конечно, отпущу… только не сразу.

– Ты нарываешься, – мой голос был близок к криогенной заморозке, но Казанова оказался нечувствительным к низким температурам:

– Зачем ты так строго, милая, – прошептал он, снова промахиваясь мимо губ. Я подергала руками, но объятья возомнившего себя крутым парнишки оказались крепки. Впрочем, это все равно был отвлекающий маневр. Я взглянула в радостно предвкушающие глаза Костика, потянулась как бы навстречу губам, и с силой впечатала лоб в его нос.

– Уви-и! – взвыл мгновенно растерявший любовный пыл кавалер, отскакивая от меня. Его глаза скосились к носу, а подставленная рука ловила капающую кровь, словно собиралась сберечь или даже засунуть ее обратно.

– Ты фто охренела? – спросил он, явно не нуждаясь в моем ответе. Впрочем, времени его выслушивать у него все равно не оказалось, так как появившийся, словно ниоткуда Вик смачно вмазал ему в глаз.

– Сволочь! – визгнула мама, подлетая к упавшему Костику, – Гадина! – ее остроносая туфелька с силой клюнула горе-любовника по ребрам, – Подонок! – еще удар, – Мою дочку! – серия пинков, – У меня на глазах! – да она его сейчас запинает! – Да я тебе все пальцы переломаю! Руки повыдергиваю!

– И ковырялку твою оторвем, – срезюмировал Вик, удерживая маму от новых ногоприкладств, – только посмей подумать о нашей девочке, навсегда о женщинах забудешь! Ты п-понял? – Вик склонился к стонущему телу, – к-козел? А теперь пшел отсюда, падаль! – и он смачно сплюнул Костику на рубашку.

В воздухе словно клубилась звериная мощь сдерживаемой мужицкой ярости. Кажется, даже будь Вик нагишом в своем первозданном виде, никто даже на секунду не усомнился бы в его половой принадлежности. И Костик в страхе перед более сильным самцом, всхлипывая разбитым носом, поспешно бежал… пополз в сторону. Однако моя чуйка подсказала, как близок не полностью оправившийся после операции Вик в своей браваде к блефу. Предательская слабость была готова подкосить его в любую минуту и, чтоб не допустить ее приход, я, шагнув вперед, прижалась к отчиму, словно залезая под его крыло, чмокнула его в щеку и громко как бы прошептала:

– Спасибо, па!

Поднявшийся на ноги Костик, опасливо оглядываясь, шустренько, полу бегом, двигался к выходу из нашего двора.

***

– Послушай-ка, отчим… – начала я, когда мы уже вошли в подъезд.

– «Па» мне понравилось больше, – проворчал негромко Вик.

– Будет тебе и «па» и «ма» и «батя», но только потом, после того, как ты мне кое-что пообещаешь.

– Типа мужик сказал, мужик сделал?

– Типа. Ну так как?

– Лен, ну что ты цепляешься? – попыталась вступиться мама

– Ма, дай поговорить. Ну так как, сделаешь?

– Говори уж…

– Я хочу, чтоб ты никогда не руководствовался нелепым мужским комплексом – страхом показаться слабым. Мы уверенны в твоей мужественности. Нам не нужны доказательства.

– Но сейчас…

– Я не говорю про сейчас. Речь идет о после сейчас. Ведь тебе нужно отдохнуть? – Вик смутился, – а кое-кто собирался гордо показывать, что ничего не требуется.

– Викусь, тебе плохо? – тут же включилась мама, и меня чуть не сбил с ног мощный поток любви, заботы, нежности, беспокойства и ревности. Последние было явно моим и не таким сильным. Конечно, ощущать себя просто ответственностью неприятно, но рана зарубцевалась, оставив лишь неприятно ноющие боли, которые, впрочем, можно перетерпеть.

– Ма, подожди, – остановила я ее, – он отдохнет и восстановится. Вопрос в том, чтоб он, отбросив ложную мужскую гордость, признал необходимость отдохнуть.

– Хорошо, – смутившийся Вик, глубоко вздохнул, – я отдохну.

– Речь идет не только о сегодня, – продолжала додавливать я, – и если ты не отбросишь боязнь проявить в чем-то слабость, позаботившись о себе, то подведешь тех, кто рядом.

Вик стрельнул глазами в сторону матери, потом посмотрел задумчиво на меня.

Слегка кивнув, я постаралась подтолкнуть его мысли в нужном мне направлении, поэтому, выждав пару мгновений, спросила:

– Ну так как, отец, договоримся?

– Договоримся, дочь, – ответил он, прижимая покрепче мою мать к себе.

***

Наше возвращение домой, стараниями мамы приобрело некую взбалмошную суетливость. Уж очень ей хотелось и Вика уложить отдохнуть, и погордиться им перед нами. Переживаниями за дочь она тоже делилась, причем так, что растревожено возмущенный дед почти побежал с ремнем, за «этим… самым». Удержал его от агрессивных действий приход Валерки, да не одного, а в компании с моим биологическим отцом. Они с ходу поведали о том, как крупно не повезло Костику. Оказалось, что, «распрощавшись» с нами, незадачливый ухажер сразу натолкнулся на моего паладина. Тот, по его словам, мгновенно поняв, что произошло, без долгих разговоров засветил незадачливому кавалеру в неподбитый глаз. Отлетевший в сторону, Костик, в качестве ответных действий решил просто удрать от очередного психа. Причем на запредельных скоростях. В результате Валерка, несмотря на все тренировки и пробежки, стал очень быстро отставать. Однако тут, словно идущий на подмогу паладину, навстречу удирающему недокавалеру вышел мой папаша, которого крик «Этот Ленку… Вот!» мгновенно привел в не самое мирное расположение духа.

Надо отметить, что сам по себе отец никогда не отличался ни физической силой, ни устрашающей внешностью, но вот глотку имел просто лужённую. Я маленькой, часто всем говорила, что мой папа-лев, так как от его рыка все бродячие собаки удирали, поджав хвост ну очень быстро. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Костика буквально смело звуковой волной праведно возмущённого родителя. Убегал ухажер с воем и мокрыми штанами. И мне было его ничуть не жалко.