Анастасия Шульга - Ванда Здорная и Колдовские свитки

Целый день Ванда не находила себе места и даже попыталась уложить волосы, придав льняным, неровно остриженным прядям модную в этом сезоне гладкость. Воображение рисовало встречу – тёплую, трогательную и немного сумбурную.

Отражение посмотрело на Ванду с явным недоумением. Куда и подевалась озорная девчонка c торчащей, как у мальчишки-сорванца, чёлкой! Вместо нее у зеркала стояла болезненно угловатая и блеклая жеманная девица с прилизанными коровой волосами. Праздничная рубаха болталась на ней, неподпоясанная, и даже на вешалке явно смотрелась лучше. Поцокав языком на манер матушки, Ванда скорчила рожицу вредному отражению и, поднявшись в мыльню, ополоснула голову ушатом холодной воды. Обойдется Илья без потрясений, а то, чего доброго, доведет бедолагу до помешательства.

Два года Илья не возвращался в Малый Китеж и город без него опустел, как после чумы. В соседний дом въехал неразговорчивый дядечка средних лет, который спустя два дня поймал Ванду в своем саду и пригрозил надрать уши, если пропадет хоть одно яблоко. Больно надо, яблок Ванда с детства не ест!

Раскидистую яблоньку они с Ильей посадили в детстве. Непросто было справиться с привычкой перемахнуть, когда стемнеет, через изгородь, расположиться на нижней ветке, и любоваться звездами сквозь паутину сплетенных веток. Но в конце концов, это занятие, не сопровождаемое душевными разговорами, перестало её увлекать.

Илья объявился в июне, на её шестнадцатый день рождения – передал проезжим купцом письмо и зримое блюдце . Писал, что уже почти год, как не служит в княжеской дружине, работает теперь заклинателем по ту сторону и в Новограде бывает редко, что работа нелегкая, но платят хорошо, и пора бы ему жениться.

Ванду тогда словно укололи булавкой. Какое-то доселе неведомое чувство долго жгло в груди, а потом просто обвилось вокруг грудной клетки змеей и давило.

***

Высокие терема и маленькие избушки потихоньку тонули в сумерках. В окнах домов тускло горели масляные лампы. Улицы пустели. Ничто не нарушало полудрему провинциального городка. Ванда ждала Илью в условленном месте, у третьего окна самоварной, барабаня по столу пальцами и даже не притронувшись к медовым пряникам, хотя желудок жалобно урчал.

В другой день Ванда обязательно заметила бы, как изменилось старое заведение при новом хозяине. После смерти господина Ждана кондитерскую выкупил какой-то молодой барчук, того и гляди – в убыток придет. Ан нет! Он тут же из столицы рабочих заказал, мебель новую привез, резную. Картины с известными людьми на стенах развесил (где каждому руку пожимал, чтобы гости видывали, что отнюдь не простак). Свечи ароматные приказал жечь, только запах у свечей горьковатый, навязчивый.

– Невкусно?

Холодная ладонь коснулась её плеча. Сердце даже не екнуло – у Ильи руки всегда тёплые. Обернувшись, Ванда увидела Ивана.

– Добрый вечер.

Косматый плюхнулся на стул рядом и погрозил пальцем:

– Меня не обманешь, Ванда. Вечер-то может и добрый, да ты вон чернее тучи. Стряслось чевой?

Ванда покачала головой.

– Всё хорошо, я жду… Эээ… Одного человека. Он задерживается.

Косматый пригладил усы и снизив голос до шепота, сказал :

– Знаю я этого человека. И ещё знаю, что не моё это дело, Ванда, да только ты зря надеешься. Видел я вчера бабку его, она посекретничала – свадьба уже назначена. – Он внимательно смотрел в её лицо и гримаса боли мгновенно отразившаяся на нем, не осталась незамеченной . – Прости, коли обидел, но мне кажется ты имеешь право знать…

Словно порыв ледяного ветра, новость заставила её вздрогнуть. Мир рухнул. Илья не едет к ней, чтобы признаться. Он едет, чтобы… почему он вообще решил приехать ? Пригласить на свадьбу? Попрощаться?

Предательские слезы не желали сдерживаться и обжигали щеки. Иван по-отцовски сжал её руку со всем сочувствием на которое был способен. Он жестом подозвал разносчика и спустя пару минут на столе появилась круглая чаша с зелёным напитком.

– Выпей. – Сказал он. – Оно притупит чувства.

Ванда нехотя сделала глоток, потом ещё один, к своему удивлению обнаруживая почти волшебные успокаивающие свойства.

– Мой рецепт, – с гордостью поделился Косматый, поправив сдвинувшийся набок поварской колпак. – Я ведь тоже помучился, прежде чем Милка согласилась за меня выйти. – Смех зазвучал хрипло, что-то вроде «хох-хох» и оборвался, сменившись выражением ужаса. Ванда проследила за направлением его взгляда.

В кондитерскую входил человек, ростом с дерево; при довольно высоких потолках, ему приходилось двигаться очень пригнувшись. На землистом лице незнакомца читалась ярость. Обшаривая завсегдатаев рыбьими глазами, он на несколько секунд задержал взгляд на лице Ванды, отчего по её спине пробежал холодок, а потом поманил Ивана толстым, как сарделька, пальцем. Пошатываясь, Иван направился к вошедшему. Весь скукоженный, точно нашкодивший ребёнок, он стоял перед громилой, понурив голову. Время от времени кивал, и никак не мог контролировать пальцы – они дёргали пуговицы на рубахе, теребили мочку уха, разглаживали несуществующие складки на льняных брюках.

Ванда прислушалась. До неё долетали обрывки фраз, но угроза, исходящая от человека-горы и без того отчётливо читалась в его мимике.

–… Время вышло.

– Я отдам, клянусь…Я…был уверен, что… получится. Дурак… глупый дурак…

– Вышвырнуть бы тебя на улицу, Косматый, – просипел громила, – да твой дом не покроет и половины. Сроку тебе семь дней или приведешь ко мне дочь под белы рученьки.

Тяжёлый взгляд вновь скользнул по лицу Ванды. Не слушая заверений, громила хлопнул Ивана по плечу и покинул заведение. Иван же как-то безнадежно махнул Ванде рукой и поплелся на кухню.

Ванда отогнала прочь разные мысли, взглянула на круглые настенные часы. Стрелки сомкнулись на отметке «двенадцать».

Ванда обреченно вздохнула, перекинула через плечо сумку, сшитую из грубой холщовой ткани, и направилась к выходу.

Погода портилась.

Что ж, думала Ванда, направляясь к Всеславскому парку, по крайней мере матушка осталась бы довольна. Теперь она может продолжать оберегать ее от поездки за границу и раз в неделю знакомить с очередным женихом – желающих просить ее руки имелось предостаточно. Кто на приданое богатое зарился, кому не терпелось породнится с Бакуней. Сама Ванда интересовала их не более пятого колеса, которое дают в довесок к телеге, груженной золотом. Была ли тому причиной заурядная внешность можно только догадываться.

Ванда непроизвольно коснулась кольца на цепочке и сердце предательски дрогнуло . Илья видел её душу, ценил её настоящую, без притворства и отцовских торговых лавок.

Помимо всех перечисленных «достоинств», а именно бледности и худобы, у Ванды были белые-белые, будто припорошенные инеем ресницы и такие же белые брови. Что, конечно же, не добавляло цвета скучным серым глазам. Нос у Ванды был прямым, без горбинки, не узким и не широким, не длинным и не коротким. Именно такие носы бывают у истинных красавиц и Ванде он не подходил.