Анастасия Свинина - Приручить пламя: Метод Бравого

С большим трудом я удержала на лице веселую улыбку. Знал бы ты всю его необычность, поди бы так не расхваливал.

– Это рецепт бабушки, – слегка смущенно улыбнулась я.

Ага, той самой, которой я восемь раз отравоварение пересдавала. Но ведь бабушки же!

И чтобы не вызывать подозрений, сама принялась за еду. Если хочу всю ночь блуждать по лесу и трассе, понадобятся силы. Оборотень, видимо, тоже проголодался, хотя, подозреваю, его аппетит имел несколько иное направление. Мясом, думается мне, он заедал то, что как раз хорошо просматривалось с его места.

Между едой мы разговаривали, и в какой-то момент я поняла, что вот так – просто сидеть и болтать с ним – интересно, легко и приятно. Когда он не показывает свою истинную натуру вредного, циничного, деспотичного и жестокого тирана-Вожака.

Только проблема в том, что натура эта – его неотъемлемая часть. И от нее – никуда не деться.

Адреналин, подкрепленный алкоголем, делал свое дело: я становилась все более смелой и раскрепощенной, Бравый – только второе, ибо в первом не нуждался. Я все чаще смеялась, он – придвигался все ближе, сначала изредка прикасался, а потом просто не убирал руку с талии. И в какой-то момент мужчина в очередной раз наклонился ко мне, а я не посчитала нужным отворачиваться.

Именно сейчас, когда пахнущие вином губы прикоснулись к моим, я поняла, что притворяюсь. Очень талантливо и раскованно притворяюсь, потому что тот бокал, который я даже не осушила до конца, выветрился в одну секунду.

Но я осознала и другое.

Мне нравилось это притворство.

Наверное, потому, что притворством оно было лишь отчасти .

Я обманывала, являясь настоящей.

Однако то, что меня подняли на руки, я не уловила. Лестница, коридор и его комната, где он опустился на край кровати, оставляя мою тушку у себя на коленях. Губы перекочевали вниз, на шею, оттуда на ключицы, немного прикрытые платьем. Я охнула, выныривая из какого-то мутного омута собственных ощущений, и мои пальцы зарылись в густые волосы.

– Вита… – хрипло вырвалось у мужчины, когда я, безупречно играя свою роль, расстегнула пиджак, сбрасывая с могучих плеч уже ненужную ткань, и откровенно прижалась к нему.

Так, как только к Андрею прижималась.

– Молчи! – зло из-за собственных мыслей прошипела я, и белая рубашка коротко полыхнула сине-красным пламенем, оставляя на вервольфе лишь рваное рубище.

Горячие пальцы нетерпеливо забрались под платье, сжимая бедра, и я лишь прикусила губу, чтобы не отстраниться и удержать рвущийся наружу всхлип, который провоцировали прикосновения его губ к плечам и груди прямо сквозь платье.

– Вита… Вита… Моя Вита… – как заведенный шептал Бравый, утыкаясь лицом мне в живот и замирая.

Пора.

Грубо толкнув его плечи, я всем весом налегла на него, роняя на спину. Вервольф удивленно вздохнул и уже хотел перевернуться, подмяв меня под себя, но это не входило в мои планы. Поэтому я только зашипела, захватывая его лицо в плен и впиваясь ногтями в кожу сзади шеи. Темные глаза расширились в ответ на жадный поцелуй, но в них я углядела то, что нужно – серую поволоку действующего снотворного.

Три…

Все тело мужчины покрылось мелкой испариной, но рук он не опустил, собственнически сжимая то, что у меня пониже поясницы.

Два…

Тихий стон, переходящий в голодный рык, когда я, поддаваясь адреналину и какому-то животному безумию, сильно укусила его в шею.

Один…

Он тянется за мной, часто моргая, не понимая, почему вдруг стало так жарко и расплывчато, а я в последней ласке провожу рукой по гладко выбритой щеке.

Ноль.

Его ладонь медленно обвела контур женского тела. Тонкий бардовый атлас был ничтожной, бесполезной преградой между его руками и ее хрупким станом. Брюнетка подняла на оборотня затуманенный взгляд. Пожалуй, ему не стоило допускать такого исхода событий, не стоило позволять ей пить один бокал вина, не стоило вообще позволять пить, не стоило…

Мысль прервалась, когда тонкие руки обвили мощную шею, а прохладные, влажные губки скользнули вдоль бешено стучащей артерии. Сейчас, стоя перед ним на баснословных шпильках, она была лишь на десять сантиметров ниже и легко могла позволить себе вытворять с ним то, что вытворяла прямо…

Глухой рык сорвался с его губ прежде, чем он осознал это, а руки, решившие жить своей жизнью, инстинктивно сжали осиную талию, настойчиво сползая вниз и сминая в кулаках чертово платье. Над ухом, опаляемым горячим дыханием, раздался злорадный смешок, а мочку, которую до этого неистово пытали женские зубки, аккуратно лизнули.

И будь он проклят, если соврет или слукавит, но ни одна женщина, с которой ему доводилось спать, не возбуждала его настолько, как эта чертова…

– Ведьма… – Хриплый, низкий голос разрезал тишину гостиной, а она захохотала, впиваясь затуманенным темным взглядом в его лицо.

– Ну же, Бравый! Не будь нюней, назови меня по имени!

«По имени, Виточка, назови меня по имени».

В глотке заклокотало рычание, а соображать, когда к тебе прижимается второй с половиной размер, становилось все труднее и труднее. Не сказать, что мужчины был ярым сторонником воздержания и целомудрия, но с ней он хотел чего-то особенного, чего-то нежного и чувственного, чего-то, о чем ей потом не придется жалеть. И это «что-то» – явно не открытое совращение его нежной натуры посреди гостиной после чертового ужина.

Брюнетка отступила на шаг, а мужчина как приклеенный смотрел за действиями этой чертовки, понимая, что в ее руках бьется его сердце, а еще признаваясь себе в том, что становится мазохистом, ибо ее открытые провокации доставляли ему несравненное удовольствие.

Бледные руки прошлись по бедрам, а затем, словно в замедленной съемке, тонкие пальцы напряглись, на кончиках их колыхнулось синее пламя, а в следующее мгновение обрывки проклятого платья валялись на полу, и, будь он проклят, это меньшее из того, что его сейчас интересовало. В брюках стало до одури тесно, Бравый инстинктивно сглотнул, с жаждой путника в пустыне рассматривая ведьму.

Его ведьму.

Святая сила, она была в кружеве. Черном, шелковом кружеве, сквозь которое прекрасно просматривалась высокая, полная грудь. В штанах стало еще больнее, а в низу живота словно завязали тугой узел. Она стояла здесь. Перед ним. В одном кружеве из Франции и гигантских шпильках.

– Тут что-то… – Рука зашла за спину, откуда раздался провокационный щелчок, мгновенно вырубивший добрую часть контроля над собой и собственным зверем. – Как-то… – Шелковые бретельки скользнули с хрупких плечиков, а сам лиф теперь балансировал между тонких пальцев, провокационно подкидывавших его в воздухе. – Жарко…