Владимир Корн - Счастливчик Леонард

– Очень на это надеюсь. – У меня вообще не было бы сомнений, будь арбалет в нормальном состоянии, а так…

Арбалет выстрелил сам, когда я даже не успел толком направить его в нужную сторону, и болт унесся куда-то в небо.

– Так ты точно никуда не попадешь, – тут же отреагировала Клер, как будто в произошедшем была хоть часть моей вины.

Точно, не попаду. Мне только и оставалось, что согласиться. Попробуем-ка мы по-другому…

– Блез, дай мне свой.

Тот, перед тем как мне его передать, неодобрительно покосился на девушку. Ну да, кому как не ему знать, смогу ли я куда-нибудь попасть или же нет.

У каждого из нашей компании есть свой талант.

Головешка – отличнейший следопыт. Он может взять след там, где даже собака-ищейка усядется на задницу, подожмет хвост, примет виноватый вид и начнет жалобно скулить.

Блез – воин. В обращении с мечом ли, секирой, палицей – словом, со всем тем, чем можно с легкостью отсечь или размозжить голову, ему нет равных.

У Клер талант выводить меня из себя, и в этом ее точно никому не превзойти. Помимо того, она отлично рисует, танцует, поет, играет на клавесине и мандолине, стряпает, вяжет, вышивает и знает множество вещей, о существовании которых я даже не подозреваю. Ну и совсем уж мелочи: она может из обычной травы, каких-то корешков, древесной смолы и прочих бросовых вещей соорудить такое снадобье, что тяжелобольной, свыкшийся с мыслью, что ему придется покидать этот свет, соскочит вдруг со смертного одра и запляшет тарантеллу.

И все это умещается в отличной фигурке с симпатичным, даже когда она сердится, лицом и таким волшебным голоском, когда каждое сказанное ею слово отдается у меня если не в сердце, то в печени точно. Еще бы сами эти слова были ласковыми. А не такими, что я слышу от нее постоянно.

Сам я тоже талантом не обделен. Я – хорошо вижу. Даже не так – вижу превосходно. Там, где другому удастся разглядеть лишь смутный силуэт человека, у меня получится увидеть черты его лица, определить возраст, рассмотреть одежду в подробностях, цвет волос, а если немного напрячься, и глаз. Ну и стрелок я неплохой. В этом, без ложной скромности, равных мне отыщется мало, если найдется вообще.

Пользоваться арбалетом Блеза мне приходилось, причем в последний раз не так давно, и потому я точно знал, что шагов на двести – двести пятьдесят никаких поправок вообще брать не надо. Трудности стрельбы из него начинаются шагов с трехсот. Сам Блез никогда поправок не берет, потому что так далеко и не стреляет.

Глайберы крутились шагах в четырехстах пятидесяти, ни на мгновение не останавливая свои сухопутные парусные лодки на колесах, и потому проблемы могли возникнуть даже у меня.

Приходилось мне много пользоваться и обычными арбалетами, и что мне особенно нравилось в нынешних, так это их развесовка. Все-таки основная тяжесть в обычных арбалетах находится на самом конце, где расположен лук: как правило, стальной и, как следствие этого, тяжелый. А если уравновешивать его массивным прикладом, оружие получается неподъемным. Нынешние намного легче не стали, но центр тяжести у них находится примерно там, где расположен спусковой механизм, что всегда удобно.

Взяв в руки арбалет Блеза, я взглянул на по-прежнему крутящихся вдалеке глайберов. Ветра почти нет, и о нем можно забыть. Раскаленный воздух пустыни создавал искажения, и казалось, мачты с парусами на глайбах смещены сильно к носу, чего быть никак не могло: они всегда установлены точно посередине. Пожалуй, поправки в ширину ногтя большого пальца по ходу и столько же плюс пара конских волосков вверх – должно хватить.

Но если все же промахнусь, что, впрочем, вряд ли, болты переводить не буду, твердо решил для себя я.

Оставалось выбрать болт, ведь от него точность выстрела зависит нисколько не меньше. Поставив толкатель на стопор, я дважды дернул рычаг, освобождая арбалет от снаряженных в него болтов. Не забыв при этом завистливо вздохнуть: механизм работал идеально.

Блез, догадавшись, в чем дело, предложил мне на выбор целую дюжину болтов. Выбрав один, показавшийся мне самым лучшим, я и положил его в желоб. Все вокруг молчали, по-моему, даже затаив дыхание. А вот это напрасно: хоть пляски с гиканьем и скабрезными выкриками устройте, мне это нисколько не помешает.

Целью я выбрал самого толстого из глайберов. Понятно, что именно в такого проще всего попасть, но тут больше сыграли роль мои размышления о том, что находился он на глайбе, который уже лишился одного наездника, и потому в случае удачи единственный оставшийся будет занят только тем, что управлять своей колесной лодкой.

Пока к нему кто-нибудь не пересядет. Возможно, для этого им придется свои глайбы на миг остановить, и вот тут появится возможность продемонстрировать мое искусство еще разок.

Бзынь! Когда толкатель, отправляющий болт в полет, доходит до ограничителя, он не ударяется о него со всей силы, нет. Во-первых, он к тому времени значительно замедляется, а во-вторых, там установлен пружинный демпфер. И потому звук от выстрела похож на звон колокольчика, по которому ударили и тут же приглушили ладонью.

В том, что не промазал, я был абсолютно уверен. И потому, вместо того чтобы, как другие, смотреть на глайберов, быстренько перезарядил арбалет. И не ошибся.

– Славный выстрел! – услышал я от Головешки, а Блез от избытка чувств ткнул меня кулаком в плечо.

Впечатлилась даже Клер, потому что в следующий миг я от нее услышал:

– Да ты волшебник, Лео! Если доживем до ночи, жди меня в гости: так уж и быть, согрею твою постель. – И при этом она разве что не мурлыкала. Я только усмехнулся в ответ: как же, дождешься от тебя! Если тебе верить, я твоими ласками уже раз десять должен быть осчастливлен.

Клер попала к нам в команду не так давно, в самом начале лета. Мы как раз вернулись из Вонючих болот, где потеряли Ривса. Хороший был человек и механик отличный. Ему, чтобы починить мой арбалет, и дня хватило бы.

Мы сидели в корчме захудалого городишки Торетто, запивая вином неудачную экспедицию и смерть Ривса, когда Клер к нам и подошла.

Как сказал один умный человек – девушку должны украшать скромность и полупрозрачное платьице. Все так и было: и сама она скромно тупила глазки, и платье на ней почти просвечивалось на солнце. В Торетто в летнюю пору дамы сплошь в подобных ходят – климат примерно такой же, как и в этой проклятой пустыне. И если бы не правила приличия, полагаю, они бы и вовсе без одежды обходились. Хотя, если честно, я был бы совсем не против.

– Вы Счастливчик Леонард? – спросила она таким голоском, что, будь я даже самым закоренелым женоненавистником, обязательно бы растаял.

– Ну я, – ответил, не видя смысла скрывать.