Юрий Павлов - Порочные желания

— Ты за нами следишь уже третий день. Зачем?

Я немного растерялась: оказывается, они заметили, что я за ними подглядываю.

— Нууу…

— А ты уже закончила школу? И где ты учишься?

«Молодец, Утюг. Но какой наблюдательный!»

— Закончила. Я работаю, в супермаркете. Бухгалтер.

— Аааа! — он заулыбался и его лицо, точнее половина лица, стало ещё уродливее — Сводишь дебет с кредитом?!

— Нну, да. «Меньше всего мне сейчас хотелось говорить о своей работе.

— А там, в мусорке, много тухлых продуктов?

— Да там всё тухлое. А тебе зачем?

— А помидоры, огурцы, баклажаны, сосиски попадаются? А мух и всяких личинок, тараканов и червей там много?

— Неээ, тараканов и личинок в этой нет. Да и мух мало. Чистая мусорка: регулярно вывозят и дворник следит. А вот в нашей полно: и тухлятины всякой и насекомых всяких. Мухи там роями жужжат, и тараканы со всех домов сбегаются пировать. А тухлятиной несёт аж за версту. Да тебе то зачем?

— Нууу…

Я опять замялась, стесняясь сказать даже этому мальчишке.

— А ты же нас не будешь сдавать в полицию? — подошедший, с наполненными пакетами, второй, настороженно смотрел на меня.

— Не будет! — ответил за меня Утюг — я же говорил тебе, это Настя.

— Настя — живой глаз Утюга заблестел — а пойдём к нам в гости, нам понравилось, как ты тогда пела и плясала. Квазимоды сейчас нету, его поймали и отправили в детдом. Расскажешь нам о чём-нибудь?

— Он всё равно сбежит — буркнул второй и вдруг, улыбнувшись и, осмотрев меня, добавил — а, правда, пойдёшь к нам?

Наверное, они заметили моё волнение. У меня сердце готово было выскочить из груди, вздымающейся, как после полуторачасового секса.

— Нннет, мальчишки — я изо всех сил говорила: «Ннет», так, чтобы это прозвучало, как — «Даа!».

И они поняли!!

Утюг осторожно взял меня за руку, своей грязной ручонкой — отчего меня всю передёрнуло и к лобку прилила кровь — Идём — и потянул за собой.

И я пошла.

29.06.16 14:09.

Мы дошли до трамвайной остановки и, дождавшись тринадцатый маршрут, поехали.

Я хотела оплатить проезд мальчишек, но Утюг остановил меня — Не надо, Настя, нас на этом маршруте все кондуктора знают.

И правда, кондуктор, окинув мальчишек равнодушным взглядом, молча взяла у меня деньги и выдала билет.

Мы вышли на конечной. Потом шли мимо новостройки, где часть домов была заселена, а часть ещё нет. Потом был пустырь, видимо площадка под новые дома и, наконец, мы подошли к пятиэтажке послевоенной постройки. У пятиэтажки два подъезда обвалились, и я вспомнила, как в городских новостях песочили эту тему.

— Вот наше пристанище! — с гордостью, как мне показалось, молвил Утюг.

Я испугалась — А если и остальные завалятся?

— Да мы же не в доме, мы в подвале — ответил Пиявка — ну и завалятся, там знаешь какое мощное перекрытие, в подвале? Подвал то делали на случай бомбёжек, а войны то нет.

— А откуда так несёт? — я осмотрелась и повела носом, пытаясь определить местонахождение мусорки.

— Да это за домом — махнул рукой Утюг — мусорная свалка. От новостроек мусор вывозят раз в неделю, вот граждане и таскают сюда свой мусор, когда его уже дома держать невозможно.

— Это ты про неё говорил… там?

— Угу — гукнул Утюг и пристально на меня посмотрел.

У меня всё обмерло внутри: мне показалось, что он уже обо всём догадался.

— Ну, пойдём, чё стоять-то?

Пиявка пошёл к углу дома, а за ним и мы с Утюгом.

Вход в подвал был с той стороны, где мусорка.

Тухлятиной от неё не просто несло!

Разило!

Меня так и тянуло, сразу же подойти к этой смердящей, высотой метра полтора, куче и осмотреть, и обнюхать её. Но мне не хотелось выдавать себя раньше времени, и я удовлетворилась лишь мимолётным созерцанием её и, прежде чем мы спустились в подвал, насладиться жужжанием роящихся зелёно-синих жирных мух.

Дверь в подвал была действительно, как в самом настоящем бомбоубежище: массивная, толщиной в две ладони и запиралась механизмом задраивания защитно-герметическим.

Открывалась и закрывалась она с двух сторон, но, когда в подвале кто-то был, то открыть снаружи её уже было нельзя.

Пиявка поднял с земли обрезок трубы и трижды, с выдержкой пауз между ударами — условный сигнал — стукнул по стальной обшивке. Удары, почти беззвучно, уходили куда-то за дверь и глохли.

Мне показалось, что мы очень долго стояли и ждали, даже мелькнула мысль — «Там никого нет», — но за дверью что-то со скрипом провернулось и она медленно-медленно сдвинулась, пропуская солнечный свет в тёмную щель.

— Тарзан, вы там спите, что ли? — Утюг потянул дверь, раскрывая шире — проходи, Настя.

Но Тарзан (одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему Тарзан? подросток был волосатый, как взрослый мужик), стоял в проёме не пропуская меня.

— Кто… такая? — словно выплюнул он, явно, кому-то подражая.

— Квазимода не оставлял тебя за старшего, пусти — толкнул его Утюг — это, Настя! Ты должен её помнить, она три года назад была у нас в детдоме с каким-то концертом.

Тарзан, внимательно ко мне присмотрелся, но, поверив Утюгу, а не своей памяти, впустил нас, посторонившись, и закрыл дверь.

Сразу стало темно и я остановилась, но Утюг взял меня за руку и потянул — Не бойся, здесь нет ступенек, проход широкий и идти немного. Он шёл уверенно, и я успокоилась.

Шагов через двадцать, Тарзан ткнул рукой в стену и открылась ещё одна дверь. Помещение было просторное, с вентилятором, который медленно и поскрипывая вращался. Над дверью была лампа в колбе, дававшая свет, не больше чем свеча, но глаза постепенно привыкали к темноте, и я осмотрелась.

У стены, противоположной от двери, было несколько тюфяков, от которых несло потом и жиром давно не мытых тел. На тюфяках лежали ещё двое, которые, при виде меня, резво сели. В правом углу была куча тряпья и два стула. Больше ничего не было.

— Знакомься, Настя — Утюг подошёл к сидящим на тюфяках, Пиявка, опустив пакеты, тоже подошёл к тюфякам и сел — это — он ткнул в сидящего слева — Урка, а этот, Очкарик. Не, у него нормальное зрение, просто он всех обзывает очкариками, вот и прилипло к нему погоняло.

— А это, Настя — она выступала у нас три года назад, но вы были ещё малявками, можете и не вспомнить.

— А я помню — как-то подозрительно вызывающе сказал Урка — я помню, как она нас лапала и прижимала к своим сиськам. Небось выросли за три года, сиськи то?! Пощупать можно?!

У меня забегали мурашки по лобку моей киски и гулко застучала кровь в висках. Но нельзя же, прямо вот так, сходу, растележиться перед ними на тюфяках — «Лапайте меня, мальчики!».

И я, демонстративно молча и очень медленно (как бы нехотя, а то вдруг подумают, что на самом деле собралась уйти) развернулась и взялась за ручку двери.