Ника Никалео - Одно дыхание на двоих

Виола в забытьи скребла ногтем по замерзшему стеклу. И тут в автобус вошли двое интеллигентных старичков. Виола сразу освободила свое место, пригласив седую женщину с живыми, улыбающимися глазами. Ее муж учтиво поблагодарил молодую панну, сдержанно склонив голову и сняв старенький черный берет. Эта пара выглядела так трогательно, что привлекла внимание Виолы. Очевидно, когда-то красивый и осанистый мужчина, а теперь уже дедушка, держал за руку жену, которая специально сняла перчатку лишь с правой руки. На ней поблескивал толстый перстенек – такие, вероятно, были модны в годы их молодости. Старички ехали молча, лишь изредка обмениваясь улыбчивыми взглядами. Но какими красноречивыми они были! Сколько важного и светлого таили в себе. Их окружал какой-то незаметный ореол тепла, уважения и любви. «В таком-то возрасте! Ведь им наверняка далеко за семьдесят!» – подумала Виола.

Из динамиков неслось многоголосое пение потомков древних ацтеков. Заслушалась на мгновение. В главную тему вступили духовые инструменты. И Виола попала в мир южноамериканских гор и пампасов. Ей почудилось, что она левитирует над заснеженными Андами. А там в ритуальном танце медитируют раскрашенные туземцы во главе с празднично одетым в красочный перьевой шлем жрецом.

– На один, будьте добры, панянка, передайте, – пожилой мужчина держал в руках две гривны.

– Да, конечно. – Виола улыбнулась ему в ответ и передала деньги водителю.

Она всегда мечтала именно о такой старости. Да и кто, в конце концов, стремится жить как кот с собакой, в постоянных упреках и спорах? А именно такой почему-то становится на склоне лет жизнь давно женатых людей. Дети вырастают и разлетаются в многомерный мир, оставляя отца и мать вдвоем. И тут оказывается, что эти двое уже совсем не те, кем они были в начале их общего пути. Выясняется, что это чужие, безразличные друг другу люди с разными интересами и увлечениями, если таковые еще остались. То, что их объединяло, исчезло, и начинается вражда, непримиримая война за свою индивидуальность из-за нежелания мириться с потребностями партнера. Женщины с возрастом становятся назойливее, требовательнее, более черствыми. Зато мужчины делаются снисходительнее и отстраненнее. Они словно меняются ролями. Но именно безразличие пугало Виолу сильнее всего.

И вдруг она поняла безнадежно банальную вещь: их брак с Андрианом себя исчерпал. Им даже не понадобилось для этого прожить вместе целую жизнь. Это произошло преждевременно. Виола подумала, что, наверное, это давало им обоим шанс на еще одну попытку. И именно это стало для нее прозрением. Это произошло так же незаметно, как ребенок вырастает из своей люльки, как медленно опустошается бокал вина, как заканчивается световой день и солнце спокойно садится за горизонт, чтобы утром опять появиться и, возможно, сиять еще ярче, чем вчера. Да, именно так – она перестала сиять своим внутренним огнем. Прекратила мечтать о большом будущем, в котором была уверена со своих первых шагов в вокале. Она сильно заземлилась, застряв на витке семейных забот, и растворила себя в пространстве и времени. Забылась, зашла за тучи повседневности.

Но Виола не жалела ни о чем. В ее супружеской жизни было все: первое увлечение и любовь. Не страстное, до щемящей боли в груди, а такое спокойное и дружественно мягкое, даже сдержанное чувство. Да и все вокруг говорят, что нужно тлеть, а не гореть, особенно в браке. Так и было у них с Андрианом. Впоследствии и это прошло, сменившись чувством долга. Родилась Рыська – плод их прежней любви. Тогда даже показалось, что вернулись угасшие эмоции. Но то был обман, фата-моргана среди пустыни безразличия. Потому что все умерло, превратилось в прах и развеялось ветром лет. Теперь Виола это остро чувствовала. Потому как ей не было дела до него, а ему – до нее. Каждый существовал сам по себе. Жил своей жизнью. Их объединяли только Орысины утренники в садике, поездки к родителям на Рождество и Пасху и редкие встречи с друзьями Андриана. Семьей Виолиных подруг он избегал.

В том, что так произошло, она не винила себя. Ей не в чем было себя упрекать. Виола была безукоризненным продуктом заложенных в детстве ограничений: «должна – нельзя – что скажут люди». Там не было места для личного «я»: я хочу – я имею право – я есть!

И мама, и отец Виолы – сельские учителя, местная интеллигенция. Искренне и самоотверженно верили в библейские постулаты, как обычно случается с такими людьми. Дочь свою воспитывали в строгости и скромности, пытались привить ей чувство долга, уважения к старшим, целомудрие в помыслах и поступках. Сами они с утра до поздней ночи пропадали на работе и огородах, чтобы все свое, свеженькое, с грядки. Не заботились о том, чтобы научить ее просто быть счастливой. Да и знали ли секрет этого счастья?! Просто любили своего ребенка и давали ей все, что могли. Виола имела возможность посещать все кружки, которые только хотела. Впоследствии стала певицей, о чем и мечтала. И вот теперь наступило такое неприятие всего того, чему ее научили.

Что скажут родители, волновало ее больше всего, мучило и терзало. «Кто терпен – тот спасен!» – любила повторять Виолина мать. И если вдруг она пойдет навстречу своим чувствам и желаниям, они будут осуждать ее за непостоянство, за несерьезное отношение к своей семье и браку. Она, еще ничего не сделав, уже чувствовала себя воровкой и фальшивкой, мнимой святой, прикрывавшейся маской благопристойности в то время, когда вынашивала подлые намерения и планы. Она страдала уже от таких мыслей.

Родители будут убеждать, что она ведет себя как инфантильное, эмоционально незрелое существо, как стерва, как вообще неизвестно кто! Потому что это – не любовь. Это – временное увлечение, которое пройдет и даже воспоминаний о себе не оставит. Виола знала все их доводы заранее. Впрочем, она и не собиралась посвящать их в свои переживания, а лишь мысленно вела с ними диалог. Кажется, боялась их неодобрения, как школьница. Но Виола уже давно взрослая женщина. И имеет право (даже должна!) решать такие вопросы сама. Злилась на себя за такие мысли. Именно эти переживания и казались ей инфантилизмом.

Мама и отец Виолы прожили свою жизнь как единое целое, были настоящей семьей. Объединенные одной профессией, они оба стали заслуженными учителями, очень уважаемыми людьми в селе. Но самое главное – их личные отношения всегда отличались глубоким уважением и искренней любовью друг к другу. Они всегда и везде были вместе. Даже болели одновременно, хотя совсем непонятно, как это у них получалось. И трепетно подкармливали друг друга куриным бульончиком и отпаивали травяными чаями с медом. В их доме не возникало вопросов по поводу того, кто чем должен заниматься и за что отвечать: все делали вместе, помогая друг другу. Тяжелую работу отец всегда брал на себя. Конечно, они спорили и ссорились, но это происходило крайне редко, по очень важным вопросам и никогда по пустякам. Однажды они поругались из-за больной ноги отца, когда ему нужно было менять сустав, а необходимой суммы денег не было. Ну, не то чтобы совсем не было: в бамбетеле [3] Бамбетель – софа. лежали деньги, которые копились на свадьбу дочери, но отец запрещал их трогать. Собственно, из-за этого и возник скандал. Поскольку ходить он уже практически не мог ни с тросточкой, ни без нее, а боли становились невыносимыми, то мать категорически настаивала на операции. Но конфликт разрешился неожиданным образом: вмешалось районо, отправив письмо в облсовет с просьбой о помощи заслуженному учителю. Операцию по замене сустава сделали бесплатно. Это был единственный раз в жизни, запомнившийся Виоле, когда они почти неделю не разговаривали. Родительские отношения навсегда останутся для нее примером семейной жизни и взаимной любви.