Лариса Матрос - …Называется жизнь

Правда, недавний факт заставил все же поставить под сомнения свои предполагаемые телепатические способности. Это было, когда муж уехал в последний раз в Россию. Ее не покидали какие-то неясные тревоги. Она даже не могла спать ночами от учащенного пульса и дрожи во всем теле. Когда Саша благополучно вернулся, она свои тревоги объяснила естественным состоянием при разлуке, и не более того.

И вот сейчас, перед самым приходом гостей, ее снова, казалось, на пустом месте, охватило точно такое же состояние, как и тогда.

Тревожные ощущения вытеснил звонок в дверь.

Саша, окруженный российскими гостями, сиял каким-то особым сиянием, когда появился на пороге. Он тут же представил Инге гостей. Она никого из них не знала ранее. Они были моложе Инги с мужем лет на 10 − 15, и все с физмата Московского университета. Двое мужчин — Владимир Степанович и Петр Алексеевич, как Инга узнала сразу при знакомстве, приехали на неделю, а женщина, Светлана Георгиевна — на два месяца.

Вслед за ними стали подъезжать американские гости — сотрудники кафедры с супругами. Она их всех знала, они всегда относились к ней крайне дружелюбно, но сегодня одаривали ее самыми восторженными комплиментами. И ей казалось, что они увидели ее впервые хоть в чем-то похожей на ту, какой она была в России.

К удовлетворению хозяйки, Болтунский приехал без своей угрюмой и завистливой жены, которая уже одним видом могла испортить настроение. Гости рассаживались в гостиной, и Саша тут же начал предлагать напитки и разносить на подносе приготовленные женой для аперитива деликатесные закуски (покрытые красной икрой сухие, подсоленные бисквитики, разные орешки, маслины, сыры).

Гостиная сразу наполнилась шумом и гамом, напоминающим атмосферу интеллектуальных вечеринок в Академгородке.

Оставив увлеченных разговорами гостей, Инга пошла в обеденную комнату, чтобы проверить, все ли готово к приглашению их к столу.

Она ходила вокруг стола, пересчитывая приборы, и услышала вошедшего Болтунского.

— Опять наши соотечественники?! — начал он с порога. — Они, видите ли, не хотят, как я, например, переехать сюда. Нет, они себе сидят там, у себя, на своих насиженных местах в институтах, на кафедрах, и живут неплохо за счет грантов, которые им дает Америка.

Инге были настолько отвратительны сентенции Болтунского, что она неприкрыто демонстрировала свое недовольство этой беседой. Но он не уходил, пользуясь тем, что она, а сама уйти не может, так как ей нужно завершить оформление стола. Она знала, до какого циничного уровня он может довести разговор. Более того, она знала, что цинизм этого человека был не только формой, но сутью его отношения к людям, поэтому он никогда не обижался при любой, даже крайне негативной реакции на его слова. А если грубо выставить его за порог, он при следующей встрече поведет себя как ни в чем не бывало. Потому сейчас, чтобы не испортить себе вечер, она решила не реагировать на него всерьез.

— М-да, — продолжал язвить Болтунский по волнующему его вопросу: — «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока с протянутой рукой». Ну, как я осовременил Маяковского? — Он расхохотался, посчитав, очевидно, свой каламбур очень остроумным.

— Ну, во-первых, они уже не «советские», как вы изволили выразиться, — сказала Инга иронически, дав ему понять, что не намерена вести с ним разговор хоть сколько-нибудь серьезно.

— А как тебе Светлана? — перебил Болтунский. — Она из тех московских львиц, которые коня на скаку остановят. Правда, насчет горящей избы — вряд ли, то есть сама — вряд ли. Она лучше уж кого-нибудь подставит. Она давно хотела куда-нибудь «в заграницу»… И вот наконец «повезло ей, повезло ей, повезло, и в Америку Светлану занесло»… — Анатолий почти истерически расхохотался, выражая удовлетворение своим экспромтом. — Что-то, Инга, у меня сегодня поэтическое настроение. К чему бы это?

Инга тоже рассмеялась невольным, нежеланным смехом, какой бывает от щекотки, но быстро остановилась и тем же ироническим тоном продолжила:

— Вот ты у нас, Толик, — ходячая энциклопедия. Ты все про всех знаешь. Я бы на месте американцев отменила все справочники «Who's Who» с тех пор, как ты сюда приехал. Зачем они нужны, когда обо всех можно узнать у тебя…

— А ты не иронизируй. И то, что я говорю, я знаю точно. И я все знаю о Светлане. Она либо место хорошее на кафедре завоюет, либо заарканит кого-нибудь с положением, чтобы остаться. Правда, среди американских профессоров в нашем университете неженатых мало, а женатые боятся на женщин смотреть, чтобы в «секшуал харазменте» (сексуальных домогательствах) их не обвинили. Значит, можно вычислить, что она будет охотиться за кем-то из наших.

Инга снова рассмеялась и сказала:

— Вот я позвоню твоей Томе, чтобы она за тобой следила, а то вдруг эта красивая женщина тебя заарканит.

— Да, Светлана недурна собой — это правда. Но, во-первых, я с красивыми давно покончил, как всем известно, а во-вторых, чего ей меня арканить. У нее другие масштабы, и вообще я тебе скажу, что если б не твой муж, Светлане Георгиевне Америки бы не видать как своих ушей без зеркала.

— Ну и хорошо. Я горда своим мужем, если ему удалось то, что не удалось другим. Он всегда, чем может, старается помогать бывшим коллегам, соотечественникам.

— Да, но она же не бывшая коллега. Ты ведь ее наверняка не знала раньше. По-моему, твой муж с ней познакомился, когда был в командировке в Москве, где-то полгода назад.

— Ну, Толенька, всегда говорили: «будешь много знать — скоро состаришься». И зачем мне стариться, если у меня такая прекрасная жизнь, и, кстати, благодаря моему же мужу.

— Я не думаю, что тебя может устраивать такая жизнь.

— Ну почему же?! Там я занимала солидное положение, добилась многого. Я прошла по максимуму в своей карьере. Теперь другая жизнь, не менее прекрасная и такая спокойная.

— Ну, «покой нам только снится», сказал поэт, как ты знаешь. И покой всегда под угрозой того, что его могут нарушить. И твой покой, в том числе.

— Ты, что ли, собираешься меня будить серенадами под окном? — рассмеялась Инга. — Я не возражаю, даже подарю тебе гитару.

— Я понимаю, — сказал Болтунский, делая вид, что не слышал последней реплики. — Я понимаю. Вы с Сашей пример современной семьи, где каждый свободен. Там, в России, Саша тебе позволял погуливать на привязи, а ты ему. И здесь ничего не должно меняться. Ведь посмотри на своего мужа, он, как мальчик, весь играет. Вот только ты меня смущаешь, не похоже это на тебя, насколько я тебя представлял по академгородковской жизни. Ты как-то успокоилась, засела дома. Конечно, здесь тебя не окружают академики, у тебя нет таких стимулов, как там… Но быть домохозяйкой — это явно не для тебя, Инга.