Анна Ковалевская - После Дракона

Люди достали зонты, и стало хоть как-то разнообразней. Почему-то большинство одеваются в серые, черные, или, в лучшем случае, коричневые тона. Официальная причина – не пачкаться, но сейчас 21 век, постирать одежду не так уж сложно. У всех есть доступ к горячей воде и множеству суперэффективных средств по выведению пятен. На ней тоже была черная куртка, хоть и не любила она этот цвет всеми фибрами свой души, не видела в нем ни привлекательной таинственности, ни рокового молчания, ни глубин вселенной. Для нее черная куртка была маскировочной одеждой, попыткой слиться с окружающим городом и толпой. Стать своей среди чужих, незаметной и защищенной, но в тоже время растворенной в общем потоке.

Неужели парень в метро так раздражал ее только своей смелостью носить одежду красного цвета в хмурые ноябрьские дни? Она уже и забыла про него, как и про свою нелепую попытку бежать за ним вслед. Он слился с ее сном и казался не более реальным, чем полеты с Драконом. А теперь стоял в ее памяти, твердо и уверенно, не держась за поручни движущегося вагона, и нагло улыбался ей в лицо.

«А почему, собственно, нагло? Обычно он улыбался, весело и дружелюбно». Просто она отвыкла от улыбок. Сама по себе улыбка, адресованная без видимой причины от незнакомого человека, была чем-то из ряда вон выходящим, и воспринималась как проступок.

«О Боже!» – ей захотелось закрыть лицо руками и заплакать. В кого она превратилась? Она не в состоянии была не то, что сама дарить свет и тепло людям, а даже принять без осуждения, без грубости, обычную улыбку, адресованную ей, так внезапно проснувшейся от окрика случайного соседа.

В его попытке заговорить не было враждебных намерений, он просто проявил к ней интерес, как ребенок интересуется всем, что попадает в поле его зрения. Она же забилась в угол, как дикий зверек, не забыв приготовить арсенал из когтей и зубов на случай вражеской атаки, которой так и не последовало.

Но не она одна испытывала к нему враждебную настороженность. Она помнила, как все с опаской поглядывали в его сторону и старались сохранять дистанцию.

И дело было не в цвете его одежды, дело было в излучаемой им доброжелательной уверенности, редкой гостьи городского метрополитена в час пик.

Умение любить, сострадать, и уж тем более улыбаться, должны быть для человека так же естественны, как стук сердца или дыхание. Но почему люди добровольно лишают себя этого драгоценного дара, этого отличительного признака от прочих живых существ на Земле, и почему так враждебно настроены к тем, кто вопреки всему не утратил способности любить ближнего своего?

Дора с ужасом поняла, что ее раздражение было вызвано завистью. Она завидовала парню в красной футболке, как старухи завидуют красоте юных девушек. Неужели в свои тридцать она старуха? Ее подсознание противостояло его силе, молодости и веселой способности заводить разговор и улыбаться незнакомым людям. Ей, Доре, с ее вечно опущенными плечами и потухшими глазами. Вот почему она отпрянула от него, а с ней и добрая половина пассажиров метро. Им слепил глаза его свет, как людям, проводящим слишком много времени в темном чулане, невыносимы лучи солнца.

А ведь все они родились под одним небом и с трепетом слушали птиц, и любовались полетом бабочек, делали первые открытия и с восторгом улавливали закономерность и совершенство окружающего мира. Что же со всеми с ними стало? Что стало с ней, Дорой?

Она помнила времена, когда была таким же раздражителем для окружающих, как ее веселость и оптимизм вызывали череду язвительных усмешек и замечаний. Она была ребенком, получившим в дар бесценное сокровище. Но не знала, что с ним делать, гордилась своим даром и давала каждому посмотреть, дотронуться, взять на память горсть и уйти из ее жизни, не оборачиваясь.

У нее было столько любви, что она не вмещалась в ней и струилась, вырываясь наружу. Она готова была кричать о ней, о любви к окружающему миру и ко всем людям. Но вдруг или постепенно – она не могла вспомнить этого момента – ее не стало. Ее внутренний огонь больше не полыхал неистовым пожаром, а еле теплился в глубине души, трепеща от любого дуновения ветра, вызванного грубым словом или мелкими бытовыми неурядицами. И она этот еле теплящейся огонек прятала ото всех, боясь его окончательной гибели.

«Идти домой и любить своих близких», – это план на ближайший вечер. Домой-то она добралась, а вот как любить «своих близких»?

Завтра ей в ночь, а Леон выходной, значит, проведут день вместе. Уже от одной этой мысли появлялось настроение жить дальше. Последнее время они оба очень уставали, завтра вместе отдохнут, поговорят, фильм посмотрят.

В ее голове сразу же сложился список дел на сегодняшний вечер, чтобы завтра меньше времени уделять домашним делам и больше внимания Леону.

Любить близких: мыть, стирать, готовить, убирать, слушать жалобы на коллег, друзей и родственников. И в любой ситуации говорить – ты лучший. А как еще любить, она не знала.

С домашними делами было покончено, и только приняв душ, Дора поняла, что уже начало одиннадцатого.

Позвонила Леону, но он так долго не отвечал, что она заволновалась, все ли с ним в порядке.

– Говори, – голос был раздраженный, а обилие постороннего шума свидетельствовало, что он говорит по громкой связи из автомобиля.

– Привет, как ты?

– Я занят еще, а ты что, ждешь меня?

– Ну да, еду приготовила.

– Что приготовила?

– Суп сварила, картошку с мясом запекла, убрала, больше ничего не успела. Но если тебе еще чего-то хочется, я постараюсь… – Дора не успела окончить свою речь, но Леону этого и не требовалось.

– Мама тоже мясо поджарила, – перебил ее Леон, – да и мне к ней ближе. Я сегодня у нее буду ночевать.

Гудки. Обмазываться эфирными маслами и наряжаться смысла уже не было. Тут же пришло ощущение усталости за весь день, моментально захотелось провалиться в глубокий сон. Причем желательно без ярких, наполненных потоками воздуха и игрой солнечных лучей, сновидений, после которых так сложно заставить себя различать хоть какие-нибудь оттенки в ее однотонной жизни.

Из забытья ее вывел скрежет ключа в дверном замке. Это, наверное, Леон решил сделать сюрприз и все-таки приехал домой. Но звука открытия двери не было, и скрежет вскоре прекратился, значит, сосед в полутьме перепутал дверь.

На часах 6 утра. Сообщений и звонков от Леона не было. Спать не хотелось. Ее подсознание справилось с поставленной задачей и избавило ее от полетов с Драконом, но зато мастерски подсунуло ей парня из метро. Во сне он стоял, широко расставив ноги и скрестив на груди руки, запрокинув голову, заливался смехом, и от этого звука он становился все больше и больше, люди бросились от него в рассыпную, как от чудовища, несущего катастрофу. И она, Дора, тоже бежала, а его смех преследовал ее, и он сам, внезапно появляясь, преграждал ей дорогу. Лучше бы приснился Дракон.