Линн Остин - Тайники души

Но тут женщина откинула одеяло на кровати, и я поняла, что ошибалась, приняв эти груды за сбившийся в перине пух. На самом деле это были две огромные кошки, зарывшиеся в постель, как кроты.

Бекки взвизгнула от восторга.

– Ой, кошечки! – Она забралась на кровать и сняла варежки, чтобы погладить животных. – А как их зовут?

– Это – Королева Эстер, а это – Арабелла.

Обе кошки были полосатого окраса, Эстер в серых тонах, а Арабелла в рыжих. На груди и морде у обеих были белые пятнышки. Животные потягивались, мурлыкали и сонно моргали, уставившись на хозяйку.

– Девочки, проснитесь! – пропела тетушка. – Боюсь, нам придется на пару дней перебраться в другое место, где теплее.

Мне очень хотелось верить, что это всего на несколько дней, но в глубине души я знала: все затянется намного дольше. Даже если нам удастся найти кровельщика, который доберется сюда в такую погоду, все равно он не сможет сделать много, пока не потеплеет. Судя по масштабу разрушений, тете придется перестраивать кухню.

– Так, детки. Вы мне поможете? Пусть Сэмюель несет саквояж, а Мэтью…

– Я Джимми, а это Люк.

– Ах да… действительно. Мэтью ушел воевать во Францию, разве не так? – Тетя дала Люку саквояж, наклонилась, чтобы пристегнуть поводок к ошейнику Жмурки, и протянула его Джимми.

– А ваша собака не кусается? – осторожно поинтересовался мальчик.

Жмурка рычал не переставая, с тех пор как мы вошли в коттедж.

– О боже, нет, конечно! – Тетя наклонилась к маленькой собаке и строго приказала: – Хватит! Перестань, пожалуйста.

Жмурка тявкнул и со вздохом лег на коврик.

– Я понесу Королеву Эстер, – продолжала тетя Батти, – она может быть немного раздраженной после сна. А ваша мама возьмет Арабеллу.

– А я? – спросила Бекки.

– Для тебя есть очень ответственное поручение, лапочка. Ты понесешь моего друга по имени Плющик.

Я даже не пыталась узнать, кто такой Плющик. Тетя повернулась к цветку в горшке, стоявшему на радиоприемнике, и стало ясно, что она имела в виду.

Тетя Батти поставила горшок на руки Бетти, а вьющиеся стебли обвила вокруг ее шеи, чтобы они не волочились по земле.

– Надеюсь, у вас есть радио. Плющик любит слушать музыку.

– Нет, мэм, – мрачно ответил Джимми, – дедушка Уайатт не разрешил бы нам его слушать.

– Ясно. Ну что ж, тогда, вероятно, мы сами будем петь для цветка. Вы, детки, умеете петь?

– Наверное, – пожал плечами Джимми.

Я что-то не припоминала, чтобы мои дети пели.

– Вот и славно! – радостно ответила тетя Батти.

Она проследовала в свою комнату и запеленала каждую кошку, как младенца, в покрывала. Затем передала рыжую мне, а себе взяла серую. Кошки не протестовали против такого бесцеремонного обращения. Я поняла почему: они были такие толстые, что у них просто не было сил на то, чтобы сопротивляться. Тетя Батти обвела коттедж задумчивым взглядом, и мы тронулись в путь.

Что это было за зрелище! Вереницей, один за другим, мы взбирались на холм по тропинке, ведущей к нашему дому. Все были с ног до головы закутаны в одежду, обвязаны шарфами, виднелись лишь глаза да носы. В руках поклажа: саквояж, две разжиревшие кошки, упрямая собачонка неизвестной породы и плющ-переросток!

Пока мы тащились, я все гадала, как рассказать тете о потрепанном мужчине, который лежит в спальне моего свекра. Потом я решила, что мне все равно, что подумает тетя Батти. Если ей будет угодно, она может называть его хоть президентом Гувером. У меня и без этого достаточно забот: придется напоминать ей, что Люк и Джимми – это не мой покойный муж и его старший брат, иначе все закончится тем, что она станет называть меня Лидией.

Однако все оказалось куда проще. Войдя в кухню, Бекки указала пальчиком на закрытую дверь спальни и заявила:

– Там спит ангел, тише… Он болеет.

Тетя Батти прижала палец к губам и глубокомысленно кивнула, будто это самое обычное дело, когда в доме спит заболевший ангел.

Мы распеленали кошек, и они тотчас же умчались, словно знали, куда держать путь.

Бекки и тетя Батти нашли плющу новое пристанище в гостиной.

Когда пса спустили с поводка, он помчался к коврику, постеленному у печи, обежал его трижды и упал как подстреленный ровно посредине. Минуту спустя Жмурка уже храпел.

Мне очень хотелось упасть рядом с ним, но было время обеда, а я еще даже не вымыла посуду после завтрака.

– Бекки Джин, отведи тетю Батти наверх и покажи ей свою комнату, – велела я. – Тетя Батти, вы пока будете спать с Бекки, свободная комната сейчас занята. Надеюсь, вы не против.

– Это будет просто чудесно, лапочка, – ответила тетя, небрежно махнув рукой. – Я вообще могу спать где угодно.

– А вы точно не ведьма? – спросила Бекки, желая удостовериться.

– Боюсь, что нет! В Библии говорится, что Бог не жалует ведьм, а поскольку мы с Ним дружим, я не могу быть ведьмой.

– Джимми так сказал, чтобы напугать меня, да?

– Думаю, да. – Тетя Батти пошла к лестнице. – У меня, конечно, не было брата, но мне известно, что обычно маленькие мальчики обожают разыгрывать своих сестренок.

Я набросала в одну миску всю еду, которую нашла, и назвала это обедом. Затем навестила мистера Арфи, принесла ему поесть и обнаружила, что он снова мечется в жару и стонет. Я отправила Джимми на улицу, чтобы он набрал в таз снега. Затем стала обмакивать полотенце в ледяную воду и прикладывать его к шее и лицу мужчины, чтобы сбить жар. Так я провела полдня, попутно меняя повязку на ноге у Гейба (чтобы не было заражения крови), поддерживая огонь в печи, мо́я посуду и чистя фасоль для супа.

Ухаживая за мистером Арфи, я слышала возню одевающихся детей. Затем они вместе с тетей Батти вышли на улицу.

Час спустя они показались на дороге, ведущей к ее коттеджу. Дети тянули за собой сани Люка с какой-то поклажей. Мне было недосуг думать, чем они занимаются, я беспокоилась о мистере Арфи.

Позже, нарезая морковь и лук для фасолевого супа, я слышала, как дети развлекают тетю в гостиной. Или это она их развлекала? Я так и не поняла.

Поклажа оказалась связкой книг. Дети листали страницы и, замерев от восторга, разглядывали цветные картинки.

Тем временем Жмурка проснулся и решил, что должен посвятить свою жизнь мне. Я делала шаг, и он тут же начинал путаться у меня под ногами. Жмурка был самой уродливой собачонкой из всех, что я видела. У него были короткие растопыренные лапы и обрубок вместо хвоста. Короткая белая шерсть кое-где сбилась комками, а кое-где сморщилась, словно дешевый костюм. Туловищем Жмурка напоминал бульдога, но все портила его голова. Она была не приплюснутой, а длинной, клиновидной. Язык явно не помещался в пасти и все время висел, вывалившись наружу и роняя слюну. Челюсти Жмурки никогда не смыкались. И даже если псу удавалось закрыть их на мгновение, язык все равно торчал, как у проказника малыша.