Стэнли Лэйн - Зима в Голливуде. Современный американский роман

Она открыла со стороны пассажирского кресла дверь своей машины цвета слоновой кости и затолкала меня вовнутрь, а потом, обежав вокруг, рассеяла стоявшую перед капотом толпу, размахивая руками и умоляя ангельским голоском:

– Расступитесь, пожалуйста! Мне нужно отвезти этого мальчика в больницу!

Увидев, что это Имельда Лондон, пока она садилась за руль, кто-то свинтил фигурку с капота ее авто. А она, медленно отъезжая от тротуара, потихоньку рассеивала людей на своем пути, но потом, когда стало ясно, что избавилась от зевак, помчалась по улице по направлению к окраине города.

– Давай прокатимся в горы. Пускай все успокоится, – заявила она, как бы убеждая себя в том, что это правильное решение, и кивнула сама себе в знак одобрения, после чего, обернувшись ко мне, спросила: – Тебе очень больно?

– Нет, – ответил я, ощупывая бедро, но при этом скрывая выражение боли на лице. В дни моей жизни на ферме лошади много раз сбрасывали меня, поэтому сейчас, после всего лишь легкого наезда автомобиля, я, конечно, не хотел, чтобы Имельда Лондон видела, как я морщусь от боли. Я сидел вертикально на своем сидении, пытаясь казаться старше, но вскоре понял, что неестественно возвышаюсь над нею, поэтому расслабился, опустился вниз и почувствовал резкую боль в левой ноге, когда машина немного подпрыгнула.

– Тебе больно! – настаивала она, судя по всему, расстроенная такой возможностью.

– Нет, нет, – торопливо ответил я, – все в порядке. Просто езжайте полегче, – и поднял руки перед собой, как будто прося, снижать скорость перед рытвинами.

Вдруг она неожиданно резко съехала на обочину и, остановив авто, повернулась ко мне, и скомандовала:

– Снимай штаны!

В янтарном свете салона я взглянул на нее и переспросил:

– Что?

– Снимай штаны. Я хочу посмотреть, насколько это серьезно.

– Ну уж нет, я не сделаю этого.

Она завела мотор и, снова выехав на дорогу, развернулась в обратную сторону, воскликнув:

– Не будь таким девственником. Но если не хочешь подчиняться, я отвезу тебя к себе домой, где тебя сможет осмотреть мистер Пэмбли, – она кокетливо взглянула на меня из-за своих золотых локонов и добавила: – Мистер Пэмбли – мой дворецкий, но, знаешь, он побывал на войне и разбирается в таких вещах. Он осмотрит тебя, и тогда мы решим, что с этим делать.

Выражение ее лица напомнило мне эпизод, который я видел в ее фильме «Отчаянный принц», картине со слабым сценарием о юной девушке, которую взял в плен арабский принц. Он влюбляется в нее и в конце концов делает своей женой. В фильме есть сцена, где она прячет за спиной кинжал, который украла из сундука в его комнате. Он прижимает ее к колонне, но она внезапно достает кинжал из-за спины и приставляет лезвие к его горлу. Камера крупным планом показывает ее лицо, на котором выражение испуга сменяется своего рода злорадным удовлетворением от ощущения того, что его жизнь находится в ее руках. Отразившиеся в этот момент на ее лице ощущение власти и удовольствие от этого были увлекательным и даже эротичным зрелищем.

– В любом случае, как тебя зовут? – спросила она с таким выражением, как это мог бы сделать какой-нибудь мальчишка перед игрой в бейсбол где-нибудь в бруклинских трущобах.

– Джордж… Джордж Уэст.

– Звучит мужественно, – подтвердила она. – Ты мужественный человек, Джордж Уэст?

– Не знаю. Мне нравится работать с лошадьми и, похоже, это имя неплохо подходит для этого…

Я чувствовал, что ей хочется рассмеяться на этот счет, как будто она знала, что часть имени была вымышленной. Конечно, она встречалась с различными именами, которые возникали прямо в зале заседаний совета директоров студии и представляли собой креатив, пытавшийся воплотить в себе то, что человек значил для гигантской машины киноиндустрии. Я уже привык к этому и не считал это обманом, поэтому пояснил:

– Конечно, фамилия Уэст не настоящая. Я думал, что в определенной степени она может помочь мне, и, кроме того, мою настоящую фамилию вряд ли кто-нибудь сумеет произнести правильно.

– Что ж, нам нужно будет об этом подумать, Джорджи, – она замолчала, как будто уже занялась этим.

– Знаешь, я сама изобрела себе имя «Имельда Лондон». Зато как звучит! Я придумала его однажды во время обеда и настояла на его использовании. Оно звучит зрелым и интеллигентным, как тебе кажется? Здесь надо следовать своим инстинктам, Джорджи, как говорят, стоять на своем. Не пытайся угадать, кто и что думает на этот счет, потому что, скорее всего, ошибешься, и тогда, где окажешься? Под их пятой – вот где ты будешь, и так и останешься тем, кем быть не очень хочется. Если же придешь с именем, которое не нравится даже тебе, еще сильнее захочешь сменить его. И тогда они будут знать, что ты у них в руках.

Она посмотрела на меня; мое молчание, казалось, удивило ее, поэтому она спросила:

– Так ты знаешь, кто я? – и приподняла брови с каким то дразнящим удовлетворением. – Они хотели назвать меня «Лорна Джеймс», но я отказалась. Они думали, что это будет звучать как имя живущей по соседству загадочной девушки, той, что тоскует при луне, глядя из своего окна, и мечтает о лучшей жизни. Но я не такая, Джорджи, совсем не такая. Моя жизнь принадлежит мне, Джорджи, хороша она или плоха, и я знаю, что, в конечном счете, оказалась права. Ты согласен?

– Конечно, – ответил я.

Она рассмеялась и воскликнула:

– Ну, во всяком случае, не каждый день какой-то мальчишка едет в машине с самой Имельдой Лондон, – и спросила самоуничижительным тоном, как будто считала, что ее самовозвеличивание было большой шуткой: – Это ты понимаешь?

– Я не мальчишка, – заметил я. – Мне уже несколько месяцев как 16; скоро будет 17. Кроме того, я живу самостоятельно, – и упрямо добавил: – Возраст это всего лишь число, а мужчину делает его характер.

– Ладно, не петушись, Джорджи, – ее лицо смягчилось. Она повернула направо и добавила: – Я ничего не хотела сказать этим. В конце концов, ты выглядишь не менее взрослым, чем некоторые из мужчин, за которых я выходила замуж, – она засмеялась. – В конце концов, кто такой мальчишка? Это молодой мужчина, – и, заметив недовольство на моем лице, продолжила: – Ну и что молодой мужчина делает здесь, когда мог бы бесплатно жить дома, есть горячую пищу и ложиться спать в теплую постель, вместо того, чтобы оказаться под машиной «Кокотки Голливуда»?

Поскольку я ничего не ответил, она несколько раз оглянулась в мою сторону и сама за меня ответила:

– Ах, да, – сказала она сочувствующим тоном, – бежал от неприятностей?

Я опять ничего не ответил, и она подняла брови:

– Проблемы с девушкой?

Я пристально посмотрел на нее, не говоря ни слова, и она, кивнув, как будто уже сформулировала идею, добавила: