Стэнли Лэйн - Зима в Голливуде. Современный американский роман

– Проснись, Джорджи. Я тебе вопрос задала, – сказала она, слегка пнув меня под столом в голень заостренным носком туфли.

– Извини, задумался. Так ты спрашивала?..

Она улыбнулась, потому что знала, что я не слышал ни одного ее слова, а я начал подозревать, что она ничего и не говорила. Но она продолжала так, как будто что-то уже сказала:

– Как насчет спагетти и фрикаделек или это слишком простая еда для одного из членов семейства Уэст из Канзаса?

– Конечно, слишком простая, – запротестовал я насмешливо. – Я ожидал устриц и фуа-гра!

– Не верю ни секунды, Джорджи, – сказала она, привлекла внимание Реми и сделала волнообразное движение пальцем, использовав, насколько я понял, свое универсальное обозначение спагетти.

Когда на столе появилась еда, мне нравилось наблюдать, как она, оставляя следы на губах, втягивает нитки спагетти одну за другой – чем больше шампанского она пила, тем медленней втягивала их в рот – и тихо хихикала после каждой нитки. А когда с шампанским было покончено, она продолжила пить белое вино, заметив:

– Утром голова будет просто раскалываться. Но иногда ради пары приятных вещей небольшую боль стоит потерпеть.

Неожиданно она прекратила есть и, оттолкнув тарелку, закурила, но я продолжил и между глотками спросил:

– Мэл, можно я задам тебе личный вопрос?

– Конечно, Джорджи. Друзья могут спрашивать меня о чем угодно и иногда даже могут получить честный ответ.

Я прочистил горло и спросил:

– Строго говоря, из того, что я читал в «желтой» прессе, я знаю, что ты выходила замуж дважды?

– Три раза, – ответила она, – но разводилась только дважды.

– Тогда ты все еще замужем? – упав духом, спросил я.

– Нет. Один из браков был расторгнут в тот же день, так что не думаю, что его следует считать.

Я рассмеялся, но она продолжила:

– Два брака были попытками, организованными студией. Я была молода и еще не достигла успеха, так что очень спешила. У меня были маленькие достижения: одно из них – изобретение собственного имени, также некоторая гибкость в костюмах и сценариях. Эти небольшие вещи, возможно, мало что значили для студии. В первый раз я вышла замуж, когда мне было всего 19. Ты, конечно, читал об этом человеке. Вообще-то, женщины ему были не нужны. Меня это вполне устраивало, поскольку я не собиралась сделать этот брак настоящим. Я переехала в его дом. Он держал странных экзотических животных, таких как тарантул, змея – я даже боялась открывать ящики комода или шкафы, не зная, что там обнаружу. Еще до свадьбы мы договорились, что у нас будут отдельные комнаты, и сразу после нее хотели разъехаться, но потом поговорили и решили подождать год, а потом развестись. Я выехала из его дома ровно через год, в тот самый день, как мы поженились. Тогда мы снимали картину, которая не вышла на экраны, так что все совпало, и, в действительности, продолжать игру не было смысла. Поэтому мы радостно назвали это «мы квиты»; он вернулся к своей жизни, а я осталась в своей. Мой второй брак состоялся годом позже, думаю, когда мне было лет 20 – точно не помню. Он подавал надежды, и еще важно было то, что он нравился мне как коллега. Впрочем, в качестве мужа я бы его не выбрала. Его звали Кларк Шипли, но по неизвестным причинам его заставляли поменять имя, а ему это не нравилось. В то время я начала получать собственные фильмы и поэтому могла оказывать большее влияние на политику студии. Он всегда просил меня убедить их позволить ему сохранить собственное имя.

– Ну и что случилось дальше? – спросил я нетерпеливо.

– Он сохранил свое имя, но я расторгла наш брак вечером в день нашей свадьбы.

– Почему?

– Он любил другую женщину, костюмершу со студии, и, похоже, наш брак создавал, по меньшей мере, проблему. Я могу быть кем угодно, но я не краду мужчин, особенно в тех случаях, когда у меня нет чувств к ним. Так что я расторгла брак и посоветовала ему сохранить свое имя, покончить с этим делом и вернуться к любимой. Я даже написала ей письмо, объяснив, что все это было ошибкой, что мы никогда даже не целовались. Она приняла его назад с распростертыми объятиями.

Я сказал что-то малозначительное и спросил:

– А номером три был Чарли Деуитэкер, король миндаля? Что случилось с ним?

Ее лицо стало серьезным, она взяла свою рюмку и, прижав ее к щеке, прикрыла глаза, и сказала:

– Очень злой и жестокий человек, Джорджи. Я думала, что, наконец, выхожу замуж по любви – ну если не из любви к нему, то, по крайней мере, к его деньгам. Но это было большой ошибкой, и он был не таким человеком, как я думала. Этот брак длился год, и этот год показался мне очень длинным. С тех пор я ненавижу миндаль и больше не собираюсь замуж, Джорджи. Я сойду в могилу старой девой.

Она сказала мне, каким он был человеком, но не раскрыла деталей, и хотя я чувствовал, что могу показаться слишком навязчивым, все-таки не мог не спросить:

– Мэл, почему ты говоришь…?

Она широко раскрыла глаза и, глядя мне прямо в лицо, прервала меня и в свою очередь спросила:

– Почему, в конце концов, ты уехал из Канзаса?

Она знала, что я не буду отвечать – пока не буду, и я понял, что она не хотела отвечать на тот вопрос, который я собирался ей задать, и почему она спросила меня в такой манере. Я чувствовал, что на этой стадии наших отношений еще слишком рано было раскрывать секреты такой значимости.

Я поднял свою рюмку, мы чокнулись, и я произнес тост:

– Выпьем за слухи и сплетни, Мэл!

*****

После ужина мы поехали на восток и нашли небольшой парк, где Мэл съехала с дороги и, включив радио, вращала шкалу настройки, пока мы не услышали какую-то спокойную музыку, которая ей нравилась. Мы опустили стекла, чтобы впустить в салон прохладный бриз, и она придвинулась ко мне, как бы ища тепла. Я положил руку на ее узкие плечи и почувствовал, как ее крепкое тело прижалось к моему. От этого прикосновения боль в моем бедре отдавала в ногу, но, похоже, Мэл уже забыла о том, что произошло вчера. Она подняла лицо навстречу мне; ее глаза были прозрачны. Губами я дотронулся до ее лба, а потом до макушки, и почувствовал, как исходящее от нее тепло и запах духов в волосах заполняют мое дыхание. Мне хотелось закрыть глаза, но я подумал, что, если сделаю это, то просто упущу шанс поцеловать ее, и, когда она откинула назад голову, чтобы сказать что-то, я дотронулся губами до ее губ. Что я ощущал, целуя звезду кино Имельду Лондон? Этот поцелуй напоминал лепестки розы на губах, мягкость бархата, привкус шампанского, который все еще оставался на ее подбородке. Она приняла мой поцелуй и ответила на него, но потом отклонила голову и воскликнула:

– Джорджи, я пьяна в стельку. Как ты думаешь, ты сможешь довезти нас домой?

Я задержался с ответом, поскольку не был уверен в последствиях ее предложения, но, стараясь не испортить момент, ответил насколько мог честно: