Мария Куралёва - Море писем не читает

– Алло?! – более настойчиво спросила я.

– Мони… – тихий, хриплый голос. Но я узнала его, и по телу пронёсся электрический разряд. Что-то явно было не так.

– Да? – взволнованно спросила я.

– Ты можешь выйти на улицу? Мне нужно… тебя увидеть.

– Я буду через десять минут.

– Спасибо, – он положил трубку.

Артур ждал меня у подъезда. Его грустные, лазурные глаза говорили сами за себя.

– Что случилось?

– Извини меня. Не стоило так себя вести.

– Артур, что случилось?

– Можно… Я у вас переночую?

– Что?

– Мой папа… напился.

– Что ты такое говоришь?!

– Он там пьяный ругается! – на краешках глаз Артура выступили солёные слёзы. – Он ведёт себя неадекватно!

Я перестала понимать, что происходит. Детские грёзы, детское счастье постепенно разлеталось на осколки. Нам приходилось взрослеть слишком рано. Нам приходилось слишком рано осознавать, что мир – вовсе не такой, каким кажется, покуда ты в розовых очках. У него есть и другая сторона: жестокая, беспощадная, не позволяющая полноценно окунаться в удивительные красоты и прелести жизни. И иногда она занимает большую часть, лишь изредка уступая место «белой» полосе. У всех людей это происходит по-разному, но тогда, в тринадцатилетнем возрасте, я искренне не понимала, за что на мальчика-одуванчика свалилось столько несчастья. Да и сейчас не понимаю. Наверное, сторонники индуизма скажут, что это карма – расплата за грехи прошлых жизней. Может, они будут правы. Но как знать наверняка?

Конечно, мама разрешила Артуру переночевать у нас. Всё оказалось банально просто: его отец долго терпел горечь потери любимой жены, стараясь не унывать ради единственного сына, но сейчас чаша переполнилась, и он безбожно запил. Таким образом, Артур не последний раз оставался у нас. Соседские старушки лишь качали головами, бранясь на непутёвого отца, которого нужно закодировать.

А мне так хотелось, чтобы жизнь моего лучшего друга наладилась, но я и представить не могла, что нужно сделать, чтобы всё изменить. Чтобы повернуть стрелки часов назад, чтобы задать дороге другое направление.

Артур репетировал в музыкальной школе, благо дело, отец пока ещё продолжал платить за его обучение. А я занималась в школе танцев. Он играл – я танцевала. Он пел – я повторяла заученные элементы движений. Но в мыслях мы были друг с другом. Мы чувствовали необходимость друг в друге, как никогда. И я нуждалась в мальчике-одуванчике не меньше, чем он во мне. Просто потому, что не было никого ближе.

Мы тяжело впускаем кого-то в своё сердце, но ещё тяжелее – в душу. А у многих людей она и вовсе закрыта за семью замками, не позволяя никому врываться и менять весь твой чёртов мир с ног на голову. Потому что это сделает их уязвимыми. А люди боятся быть слабыми. И немудрено: много ли сейчас можно встретить искренних людей, без лицемерия, притворства, которым можно просто довериться так же, как себе. А у человека нет никого ближе себя самого.

Никто не захочет обнажать свою Ахиллесову пяту, боясь получить ранение, швы от которого будут напоминать о себе всю жизнь, как отголоски прошлого.

Когда мои родители были на работе, Артур часто засиживался у меня на кухне. Мы пили чай, обсуждая события последних дней, а иногда просто смотрели телевизор. Хотя последнее время наши вкусы стали немного расходиться. Раньше мы всегда смотрели клипы с рок-музыкой, а теперь мне порою хотелось переключить на танцевальные клипы. Но если человек однажды полюбил рок – это навсегда. Так что я не спорила с мальчиком-одуванчиком, он и так тяжело перенёс мой уход из музыкальной школы.

– Мони, – вдруг заговорил Артур, усевшись за стол, когда в очередной раз пришёл ко мне в гости.

– Да?

– Что ты думаешь про Рому?

– В смысле? – усмехнулась я, ставя чайник на плиту.

Артур нахмурился, словно чувствуя какую-то скрытность в моём ответе, он сжал пальцы в замочек и, не глядя на меня, продолжил:

– Вы, кажется, много общаетесь последнее время.

– Ну, просто сталкиваемся в одном коридоре, – пожала плечами я.

– Он из параллельного класса, у него уроки в другом конце школы проходят.

– Значит просто совпадение.

– Ой, Мони, я тебя умоляю! Ты знаешь, что нравишься ему! – в глазах Артура вспыхнули танцующие языки пламени.

– Сомневаюсь, – засмеялась я, качая головой. – Ну а даже если и так, что это меняет?

– Значит, он тебе не нравится? – как-то особенно осторожно спросил мальчик-одуванчик.

– Тебе какой чай? Зелёный, чёрный, ещё мама на днях купила белый… – спросила я, разливая кипяток по чашкам.

– Чёрный, Мони, чёрный. Так что ты думаешь про Рому?

– Ну а что мне о нём думать? Вроде неплохой парень, с ним интересно общаться… Два кусочка сахара?

– Зачем ты спрашиваешь то, что и так знаешь?!

– А ты зачем вдруг спрашиваешь про Рому? – я поставила перед Артуром чашку с горячим напитком.

– Извини, не думал, что ты захочешь что-то скрыть, – он потупил взгляд вниз.

– Я просто не вижу ничего интересного в обсуждении Ромы, это странно, – я улыбнулась, отхлебнув зелёного чая.

– Он сказал, что ты ему нравишься, – на одном дыхании промолвил Артур.

– Чего?

– Он так сказал мне.

– Когда?

– Вчера.

– Что конкретно он сказал?

– Так всё-таки тебя это заинтересовало?

– Артур!

– Что ты ему симпатична, что он боится сказать, просил намекнуть тебе.

– Ясно… – я не заметила, как улетела в свои мысли, и чай начал остывать.

– Я, пожалуй, пойду, – Артур резко встал с места. – Кстати, если пойдёшь на улицу – надень шапку. Там ветер.

– Так быстро? Ты даже чай не допил! – спохватилась я, догоняя Артура уже в прихожей.

Он как-то вдруг остановил свой взгляд на моих глазах, надолго и молча задержавшись так. Казалось, что он хочет что-то мысленно мне сказать, передать, словно телепат. Что-то, что не может произнести вслух. А я хлопала ресницами и не понимала его. Должно быть, тогда Артур начал взрослеть быстрее меня, и хотя в росте он ещё не перегонял, но судьба, будь она неладна, не позволяла ему наслаждаться детством и, то и дело толкала в спину куда-то вперёд, в пугающую неизвестность.

– Ещё много уроков, – отмахнулся Артур, поправляя шапку, из-под которой выбивались его пушистые, светлые локоны.

Он не стал дожидаться моего ответа. Просто ушёл. Я вдруг поняла, что между мной и Артуром впервые пробежал импульс непонимания, недосказанности.

Через пару недель я впервые прогулялась с Ромой. Не то, чтобы он сильно мне нравился, но с ним было довольно интересно. У нас было ещё несколько встреч, в основном в компании, где также был и Артур. Он как-то замыкался в себе, и втянуть в разговор мальчика-одуванчика было крайне сложно.

Весной всё вернулось в привычное русло, и мы вновь были почти только вдвоём. Ну, ещё гитара. Время летело незаметно. В наших жизнях появлялись новые люди, а потом также исчезали. Ничто не стояло на месте. Только мы не переставали быть друг у друга, и мы знали, что по-другому быть и не могло. Полагаю, это сложно – представить, что можно быть в ком-то уверенным так же, как в себе. Но именно таковой и являлась наша крепкая дружба.