Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

– Соня? Что опять стряслось?

– Скажи, что любишь! Почему ты никогда не говоришь?..

На этот раз она не оттолкнула, но он навсегда усвоил прежний жестокий урок.

– Люблю? Да я не знаю, как жил все эти годы без тебя, без твоих губ, без этой груди!

Он привык обходиться без лишних слов. Разве что в далекой молодости, в нереальном теперь прошлом. Но сказанное им сейчас отворило в ней потайную дверь, выпуская звуки и желания. Она застонала, на этот раз не только отдаваясь, но и требуя что-то для себя, и он не выдержал страстного напряжения и овладел ею, прижимаясь губами к тому самому заветному месту на шее, между мочкой уха и ключицей.

– Я люблю тебя, Илюша, – проворковала она, когда он разжал руки и с выпрыгивающим из груди сердцем оказался на соседней подушке, и потерлась щекой о его плечо. – Очень.

– И я тебя люблю.

Илья заслонился свободной рукой от бьющего из-под потолка света и умолк. Она заговорила первой, и он только теперь заметил, что даже ее негромкий голос разбивается гулким эхом о голые стены.

– Давай выключим лампочку. И сможем наблюдать огоньки за окном.

Он не уловил смысла в рассматривании огоньков, но покорно поднялся и проследовал под ее неотрывным взглядом к двери.

– Чего ты смотришь? – недовольно буркнул он, щелкнув выключателем.

– Все еще не могу поверить, что у нас все было.

– Ничего еще у нас не было, Сонька!

Он услышал, как она блаженно заулыбалась в темноте, принимая его хвастливое утверждение как обещание, и, вернувшись в кровать, потянулся обнять ее, как будто боялся выпустить надолго. Она прижалась бедром к его боку и положила руку ему на грудь.

– Как думаешь, который час?

На стенах не было часов. Его собственные лежали в кармане пиджака, пиджак – в ногах постели, а подниматься отчаянно не хотелось.

– Думаю, хорошо за полночь. Хочешь уйти?

– Хочу остаться с тобой в безвременье. Ты спешишь?

– Нет. А ты?

Она с неохотой вспомнила о муже и семейном долге, и он почувствовал перемену в ее настроении и насторожился.

– Отвезти тебя домой?

– Как ты легко сдаешься! – Она вонзила ногти в его плечо и с веселой угрозой склонилась над ним. – Спешишь избавиться от меня?

– Напротив.

– Я хочу любить тебя прямо сейчас. Теперь твоя очередь признаваться в своих заветных желаниях.

– Вот еще! – отмахнулся он.

– Я буду искать, а ты скажешь.

– Искать? – не сразу понял Илья и вздрогнул от первого прикосновения. – Сонька, что ты творишь!

– Скажи мне, что я на правильном пути! – фыркнув от смеха, потребовала она.

Он не смел пошевелиться, чтобы не спугнуть обморочный восторг. Напрасно он опасался неудачи. Тело благодарно откликалось на ее ласки, позабыв о времени, возрасте и предписанных запретах, а она, насмехаясь над условностями, тешилась его беспомощностью.

– Тебе не нравится?

Ее взлохмаченная голова вынырнула из-под одеяла. Он вздрогнул от неожиданности. Вот мерзавка! Ведь знает, не может не знать…

– Продолжай! – выдохнул он и подтолкнул ее обратно.

Она вернулась к поиску творчески и самозабвенно, и он осязал то скользящую прядь волос, то бархатные прикосновения пылающей щеки, то несмелые пальцы и неспешные губы. Ему хотелось не только ощущать, но и видеть, что происходит, но оба тонули в каскаде ее рассыпавшихся волос. Ими владела чувственность, которую они сдерживали так долго, и неизведанные закоулки ее фантазий. Иногда она нетерпеливым движением отводила волосы от щеки, сбиваясь с блаженного ритма. Тогда он успевал разглядеть сосредоточенное лицо, блуждающий огонек бриллианта, закованный в обручальное кольцо, и опять все тонуло в волнах соскользнувших волос, открывая путь в новые миры. Когда она сама готова была шагнуть в безбрежный океан наслаждения, и пленительные касания потеряли начальную сдержанность, он успел перехватить хрупкое запястье.

Соня повернула к нему отрешенное лицо, и мужчина потянул ее на себя. Она угадала его нехитрый умысел и, помедлив, опустилась сверху, закинув тонкие руки за голову и удерживая на весу копну волос, как нагая купальщица, входящая в темную лагуну. Он поторопил ее, но она закусила губу и замерла, распаляя его желание. Он любовался ее стройным телом и не смел пробудить ее к жизни. Наконец, Соня очнулась от своих грез и тронулась в долгий путь. Ее ресницы были плотно сомкнуты, а уголки губ подергивались, будто сдерживали улыбку. Чужое, незнакомое лицо. Ожившая языческая маска. Богиня сладострастия, застигнутая случайным путником за исполнением ритуального танца. Если бы он мог думать или сравнивать… Внезапно она издала сдержанный вздох, и Илья, поддавшись древнему инстинкту, притянул ее к себе, наклонил, как упругую ветку, нашел сухие губы, прошелся ладонью по груди. Водопад черных волос накрыл их обоих, но она оттолкнулась от него: «Не мешай!» А, спустя несколько мгновений, сама повалилась к нему на грудь. В эйфории от обретенной свободы он перевернул ее на подушку, осыпал поцелуями и взял уже почти расслабленную, покорную, отдающую остаточный жар страсти.

Позже, когда он вытянулся рядом, стряхнув наваждение, как прилипшую паутину, она дала ему время угомонить сердце и снова устроилась на его плече, утверждая новую привычку.

– На этот раз я была эгоисткой.

– Я тебя прощаю.

Она мелодично рассмеялась, и он, представив, как эти же ласки она дарила пять лет подряд другому мужчине, удачливому сопернику, подхватил ее ладонь, успокоившуюся на его бедре, и прижал к губам. А потом мысленно шагнул в девичью спальню с упавшей на пол книжкой, услышал звон пастушьего колокольчика, вспомнил губы со вкусом сицилийского вина и затосковал о потраченных впустую годах. Она проникла в его горькие мысли по извилистой тропинке женской интуиции и тихонько замурлыкала, касаясь губами плеча.

– Я берегла себя для этой ночи с тобой.

– Ты спишь с другим, – с укором напомнил он, как солдат, вернувшийся с войны к теперь уже бывшей жене.

– Но такого со мной не было прежде, – призналась она ему в утешение.

– Ты манкируешь супружескими обязанностями?

– С ним все не так.

– А как?

– Замолчи! – Она притворно рассердилась и тут же рассмеялась, без зазрения совести пользуясь тем, что силы его почти покинули. – Как будто ты вправе спрашивать об этом. Ничего не было до тебя, слышишь?

– Это до тебя ничего не было, – не покривил душой Илья и скользнул губами по ее волосам, пахнущим осенними яблоками, а она вновь замурлыкала и потерлась об него, как кошка.

– Ты чудовищный лжец! А как же все эти толпы красавиц… Но теперь так будет всегда. Всегда!

Женщина, торжественно повысив голос, еще раз повторила последнее слово как подвенечную клятву, и мужчина ощутил полынный вкус вечности, обретенной слишком поздно. Возможно, она ждала от него других признаний, и ему следовало сказать, что ночь с ней – это все, чего ему не хватало в жизни, но вместо этого он возразил: