Игорь Кабаретье - Курляндский монах

Итак, он вошёл, этот скучный персонаж! Кашляя и плюясь, чихая и сморкаясь, он произнёс свою торжественную речь, более мерзкую, чем его лицо. Если бы мы были вынуждены выслушать только его, то это было бы ещё пол – беды, но казалось, что у этого негодяя был дар привораживать себе подобных, так что следом за ним назойливо потянулись из соседних деревень ему подобные, чтобы по очереди отвесить госпоже Мелдере низкий поклон. Я злился. Когда хозяйка усадьбы ответила на все эти глупые комплименты, она повернулась в нашу сторону и произнесла: «Ах, вы всё видите сами! Мои дорогие дети, вы просто обязаны завтра поужинать со мной, мы будем одни.» Но мне показалось, глядя на её глаза, что она притворялась, произнося эти последние слова. Хотя, сердце мое находило выгодным поверить ей, поскольку это льстило моему самолюбию.

– Вы придёте, слышите меня, Саби? – продолжила госпожа Мелдере, – и обязательно приведёте с собой этого юношу Витина, а ведь именно это имя тогда носил ваш покорный слуга, мои дорогие читатели. – До свидания, Витин, – сказала она, обнимая меня. На этот раз мне ничего не оставалось делать, как удалиться, и мы с сестрой вышли.

Я чувствовал, что госпожа Мелдере, безусловно, оказала мне честь, и наша игра безусловно имела бы продолжение прямо сегодня, не случись эти непредвиденные визиты всех этих скучных деревенских комплиментщиков, но то, что я чувствовал к этой даме, не было любовью, а лишь только жгучим желанием делать с женщиной тоже самое, что я молча наблюдал между отцом Адольфом и Агатой. Срок в один день, который госпожа Мелдере мне предоставила, показался мне огромным. Я пытался, по пути домой, направить Сабину на прежний путь любви, напоминая ей случай, приключившийся между нами накануне.

– Как ты проста, Саби! – сказал я ей. – Неужели ты на самом деле полагаешь, что я хотел навредить тебе вчера?

– А что же ты хотел сделать? – ответила она.

– Доставить тебе удовольствие.

– Что! – Воскликнула она с нескрываемым удивлением, – Ты на самом деле считаешь, что прыгнув ко мне под юбку, ты доставил бы мне наслаждение?

– Безусловно. И если ты хочешь, чтобы я тебе это доказал, – продолжил я, – пойдем со мной в укромное место, подальше от посторонних глаз.

Я с интересом смотрел на её лицо и искал на нём хоть какие-то следы, хоть какой-то результат, который должны были произвести на неё мои слова, но не увидел никакой живости, никакого необычного интереса, никакого блеска в глазах. Мы прилегли на траву под дубом, и я тут же запустил ей руку под юбку.

– Тебе же хочется этого, скажи мне правду, моя дорогая Саби? – Продолжил я, гладя ее ножку, но она, сделав вид, что впервые слышит предложение, которое я ей сделал, и произнесла:

– А что это за наслаждение, которое ты мне так нахваливаешь?

– Это, – ответил я ей, – союз мужчины с женщиной, которые обнимаются, которые сжимают друг друга очень сильно в объятиях, и которые лишаются чувств, держась друг за друга, тесно сжатые таким образом. – Я неотрывно смотрел на лицо моей сестры, не упуская из виду ни одного её движения, и заметил, что на нём появился некоторый интерес, и она стала чуть тяжелее дышать.

– Но, – сказала мне Саби с любопытной наивностью, которая мне показалась хорошим предзнаменованием, – мой отец меня иногда прижимал к себе, так, как ты об этом мне сейчас рассказываешь, но я не почувствовала, между тем, никакого удовольствия от этого, того, что ты мне обещаешь.

– Это значит, – продолжил я, – что он не делал тебе того, что хотел бы тебя сделать я.

– А что ты хотел бы мне сделать? – Спросила меня Саби дрожащим голосом.

– Я бы тебе положил, – бесстыдно ответил я ей, – что-то между бёдрами, то, что он не осмеливался туда поместить.

Саби покраснела, но не остановила меня, предоставив мне возможность продолжать свою речь и полную свободу в поиске и выборе подходящих для неё терминов.

– Ты прекрасно знаешь и видишь, Саби, что у тебя есть маленькая дырочка здесь, – сказал я ей, показывая на место, в котором я видел щель у Агаты.

– Ах! Кто тебе сказал об этом? – Спросила она у меня, не поднимая глаза.

– Кто мне об этом сказал…? – Вопрос оказался достаточно сложным для меня, но я быстро нашелся, и ответил, – это… это есть у всех женщин.

– А у мужчин? – продолжила она.

– У мужчин, – ответил я ей, – есть одна пружина, механизм, на том самом месте, где у вас щель. Эта пружина распрямляется, становится твердой, и помещается в эту щель, и вот когда она оказывается в ней, женщина получает то самое наслаждение, которое она может получить только с мужчиной и ни кем другим. Хочешь, я покажу тебе мою? Но при условии, что ты мне позволишь мне попасть в твою маленькую щёлочку… мы будем трогать друг друга и получим райское наслаждение.

Саби зарделась. Мои слова, казалось, её удивили, чувствовалось, что она не совсем поверила мне и не осмеливалась дать разрешение моим рукам совершить путешествие под её юбкой, и со страхом в глазах говорила, что я хочу её обмануть, а потом всем расскажу о происшедшем. Я стал её уверять, что никто в мире не способен вырвать у меня признание, и всё, о чём мы говорили, навсегда останется между нами, что я её не тороплю, и она может хорошенько обдумать дома всё, о чём я ей рассказал, а потом дать мне ответ. Саби согласилась, мы поднялись и пошли домой, продолжая нашу беседу.

Я прекрасно видел, что маленькой плутовке понравился мой урок, и мне казалось, что если я еще раз застану её собирающей цветы, мне не составит большого труда помешать ей закричать, когда я решу помочь ей составить сладострастный букет. Я буквально сгорал от желания закончить с инструкциями и приступить к практическим занятиям, чтобы набраться опыта.

Едва мы нам вошли в дом, как увидели, что пришел отец Адольф, и я тут же разгадал мотив его визита, и совсем уж перестал в нём сомневаться, когда он важным голосом заявил, что пришел на семейный ужин. Атис был далеко от дома, он на неделю уехал в Либаву торговать на рынке. Справедливости ради нужно сказать, что делал он это частенько и почти не затруднял своим присутствием свою жену, а ведь это такое удовольствие для некоторых жён быть освобождёнными от постоянного пребывания в доме мужа, какой бы удобный и хороший он ни был. Ведь муж – это всегда плохой прорицатель. Я не сомневался, что после ужина увижу тот же спектакль, что был сыгран у меня на глазах накануне, и который я сам хотел сыграть с Саби, когда она в поле собирала цветы. Я решил, вполне справедливо, что подобный случай был бы превосходным средством, чтобы продвинуть мои маленькие дела с нею вперед, но пока не стал сообщать ей о намечавшемся спектакле, посчитав, что после маленькой прелюдии, которая обязательно будет разыграна перед нами монахом с Агатой во время ужина, Саби будет лучше подготовлена к представлению.