Алекс Чин - Иудейка

О конторщике Барзилае Шварце, полном лысом мужчине, отец тоже отзывался не очень лестно. «Он слишком дорожит местом, чтобы соваться с жалобами или предложениями, – говорил Хагай Гордон. – Хорошее предложение поддержать может только в том случае, если оно исходит от руководства. Он верит только в то чудо, которое подготовлено начальством. Других чудес для него не существует. Да и не нужны они. Зачем? Лишнее беспокойство, и не больше…»

– Почему ты дружишь с такими людьми, папа? – спрашивала Барбара.

– Ничего не поделаешь, мы с ними одной крови, – улыбаясь, отвечал отец. – Мы, евреи, не имеем исторической родины, разбросаны по свету маленькими группами и, чтобы не исчезнуть или не раствориться в массе других наций, должны поддерживать друг с другом близкие отношения!

– Барбара…

Девушка вздрогнула, захлопнула книгу и обернулась. Она совсем забыла про мать, которая дремала, лёжа на тахте.

– Гости отца ещё в кабинете?

Барбара, словно очнувшись, бросила задумчивый, затуманенный волнением взгляд в сторону двери и прошептала:

– Да, гости ещё у нас, мама.

– А о чём они говорят?

– Кажется, о войне.

– Да, сейчас только об этом все и говорят, – вздохнула Эвелина, глядя на дочь. – Война – это ужас и страдания… В любой войне больше всего достаётся еврейскому народу.

Мать провела по лицу ладонями, и её лицо исказила жестокая мука. Барбара полными слёз глазами смотрела на неё. Поняла ли она страшный смысл произнесённых слов или только догадывалась о нём, не смея себе в этом признаться, но на душе у неё стало тяжело и тревожно. Эвелина, увидев состояние дочери, тут же преобразилась. Словно по волшебству её лоб разгладился, в глазах появилась ласка, а на губах заиграла печальная улыбка.

– Ну что ты, красавица моя, – ласково проворковала она, беря Барбару за руку. – Не принимай близко к сердцу. Может быть, всё обойдётся, образумится. Война несёт всем горе и смерть, а у немцев тоже есть семьи.

– Тогда как объяснить мировую войну, мама? – утирая с глаз слёзы, сказала Барбара. – Её тоже развязали немцы, и… Очень много людей погибло.

Эвелина Гордон промолчала. Ей нечего было сказать дочери и тем более опровергнуть правоту её слов. И вдруг…

Гости в кабинете отца стали прощаться с хозяином и друг за другом потянулись к выходу. Эвелина встрепенулась и поспешила проводить их. Хагай Гордон вышел мрачнее тучи, и Барбара, никогда не видевшая отца в таком состоянии, растерялась, не зная, как поступить – промолчать или заговорить с ним…

После предъявления фашистской Германией требования о передаче ей Гданьска и предоставлении экстерриториальной автострады и железной дороги в «польском коридоре» политические и военные руководители этой страны приступили к непосредственному стратегическому планированию войны. Учитывая экономическую и военную слабость своей страны, они строили стратегические планы в расчёте на успешное ведение войны в каолиции с сильными союзниками – Англией и Францией. В мае 1939 года Польша и Франция договорились, что в случае немецко-фашистской агрессии против Польши, на пятнадцатый день после объявления всеобщей мобилизации Францией, она начнёт наступление против Германии «своими главными силами». Французская авиация обязывалась выделить для бомбардировки объектов Германии 60 самолётов с радиусом действия 1500 км и бомбовой нагрузкой 1500 кг на каждый самолёт. Английское правительство также взяло на себя обязательство в первые же дни войны начать бомбардировку территории Германии и боевые действия на акватории.

Мобилизационное развёртывание польских вооружённых сил проводилось по плану «В». План был разработан в двух вариантах: на случай ведения войны с Германией или же с Советским Союзом, принятом в апреле 1938 года. Он предусматривал в основном скрытую мобилизацию в мирное время.

Стратегическое развёртывание польских вооружённых сил велось крайне медленно. Всеобщая мобилизация была объявлена и начата 31 августа 1939 года, то есть за восемь суток до возникновения боевых действий.

Историческая справка

31 августа в полдень Хагай Гордон вернулся домой сам не свой. Увидев его, родные встревожились.

– Прошу за стол, – сказала Эвелина, не отрывая от раздевавшегося в прихожей мужа настороженного взгляда.

– Я не хочу обедать, – сказал Хагай, даже не взглянув на неё. – Ешьте сами, а меня оставьте в покое.

Мать и дочь переглянулись, удивленные его грубостью.

– Да что с тобой? – поинтересовалась Эвелина, повышая голос. – Какая собака тебя укусила по дороге домой?

– Уж лучше бы меня покусала целая свора, – грустно ухмыльнулся Хагай. – Пусть они порвали бы меня своими клыками, чем… Одним словом… Одним словом, объявили мобилизацию и меня призывают в армию.

– Как призывают? В какую армию? – обомлела Эвелина и заломила в отчаянии руки.

– Понятия не имею, – пожал плечами Хагай. – Я как раз вышел из операционной, а меня в кабинете поджидают двое. Один из них вручил мне повестку и заставил расписаться в получении. Потом они ушли, вот и всё, пожалуй…

Он развернулся и заперся в своем кабинете. Потрясённые и растерянные, мать и дочь прошли в гостиную.

– Доченька, ты хоть что-то поняла из того, что сказал отец? – спросила Эвелина дрожащим от слёз голосом.

– В армию его забирают, – ответила Барбара. – Значит война всё-таки будет.

– Но он же врач? – ужаснулась Эвелина. – К тому же еврей! К нам же здесь как к второсортным относятся и ограничивают во всём.

Женщина замолчала, не находя слов.

– Я не знаю, как всё это объяснить, – после короткой паузы заговорила задумчиво Барбара, – хотя мы живём в Польше и считаемся её гражданами. Пусть к нам, евреям, относятся как к второсортным, но на войне сгодятся все.

Эвелина посмотрела на семнадцатилетнюю дочь удивлённым взглядом, поражаясь ее рассудительности.

– Ты поражаешь меня, – произнесла она шёпотом. – Откуда в твоей головке такие не по возрасту взрослые мысли?

– Сама не знаю, мама, – смущённо пожала плечами девушка. – Наверное, много читаю и думаю, что происходит в стране.

– Ты что, пристрастилась читать папины газеты?! – ужаснулась мать. – Выбрось всё это из головы, я требую! Тебе об учёбе надо думать. Всё, что пишут в газетах, – чушь и враньё!

– Газеты продают по всему городу и их раскупают сразу, – опуская глаза, сказала Барбара. – Люди хотят знать, что происходит, и… И я тоже хочу знать об этом.

– Но для чего тебе это, доченька? – всплеснула руками мать. – Ты же молоденькая, и…

Она не смогла сказать слово «глупенькая» – язык не повернулся выговорить его.

Хагай заперся в кабинете, а Барбара и Эвелина остаток дня провели в унынии и слезах. Пришедшие к ним вечером военные не церемонились.