Татьяна Шуран - Хаозар

– Но ведь вы, Жанна, ведёте такой замкнутый образ жизни, – виновато возразила Мария, опустив голову, чтобы скрыть румянец. – Если бы вы участвовали в делах замка, слухов было бы меньше… Посудите сами, какой… хм… из вашего отца правитель… я извиняюсь…

– С моей точки зрения, какие подданные, такой и правитель, – сдержанно возразила Жанна, отчего-то вспомнив убийство Рады и впервые в жизни ощутив при этом нечто вроде горечи – или, вернее, отвращение, которое она втайне всегда испытывала ко всему вампирскому двору. Мария отстранилась.

– Вы ошибаетесь… Есть и… ну, так сказать… нереализованные силы, которые… ждут… их надо просто направить… Я, признаться, давно хотела поговорить с вами, но случая не представлялось, – вдруг заявила Мария, твёрдо взглянув на неё. – А чем вы, собственно, занимаетесь?

1

Жанна стала заглядывать в гости к нечаянной собеседнице. Марии в Чейте принадлежали уютные, удобно обставленные апартаменты, залитые тёплым светом многочисленных изящных ламп из венецианского стекла, устеленные мягкими восточными коврами, узоры на которых горели и переливались, как расплавленное золото. Жанна обычно листала собранные Марией книги, валяясь прямо на ковре, а Мария перебирала струны арфы, сочиняя что-нибудь своё, хотя любила и произведения людских композиторов.

– Воля твоя, но есть в арфе какая-то несуразность, – разглагольствовала Жанна, вертя иллюстрированный том «Сказок 1001 ночи» то боком, то вверх ногами. – Такой громоздкий инструмент – арфой не то что оглушить, а и убить можно, если как следует размахнуться – но при умелом обращении позволяет извлекать самые нежные звуки из всех, которые я когда-либо слышала.

– Да, в цыганский оркестр с этим не возьмут, – согласилась Мария, листая ноты произведения, написанного специально для неё композитором Монтеверди, с которым она была лично знакома. – Довольно трудно танцевать, подыгрывая себе на арфе.

Жанна оценивающе посмотрела на свою полупрозрачную руку.

– Дрынь-дрынь-дрынь… ум-ца-ца, – неизвестно к чему провозгласила она и вернулась к пролистыванию книги, которую снова повернула ногами вниз, а головой – вверх. – Что слышно в Совете?

– На мой взгляд, гораздо важнее: что слышно за его пределами, – возразила Мария, рассеянно перебирая струны одной рукой.

– И что?

– Я считаю, просвещённым кэлюме пора объединиться. И сделать это надо не за счёт каких-то административных мер, а с помощью идеологии. Нужна принципиально новая система взглядов, которая отличала бы нас от людей, мотивировала бы… к чему-то высшему. Пока что я вижу обратный процесс: кэлюме заимствуют всё у смертных. Нам нужен – я не знаю – какой-то символ, точка отсчёта, с которой мы могли бы начать свой, уникальный путь.

Жанна задумчиво промолчала. Она ещё не посвятила Марию в свои алхимические изыскания, но многое, подмеченное этой изящной придворной дамой, удивительным образом совпадало с её собственными целями. Общаясь с Марией, Жанна убеждалась, что красота и благородство свойственны королеве не только внешне, но и – что было редкостью среди вампиров – внутренне. Жанна украдкой бросила на собеседницу изучающий взгляд. Сейчас, при надёжном, ровном свете роскошных внутренних покоев дворца, отгороженных от тревожного мира ночи крепкими стенами и обитыми железом прочными ставнями, была особенно заметна какая-то по-домашнему нежная, лучистая красота Марии: полное, стройное тело, холёные руки с хрупкими пухлыми пальчиками и прозрачными розовыми ногтями, глубокие золотисто-карие глаза, которые вместе с мягкими бархатно-чёрными бровями составляли светлым, почти пепельным волосам оригинальный контраст – но не броский, кричащий, а тоже какой-то на удивление утончённый и гармоничный. Мария умела одеваться элегантно и со вкусом, и осыпанные жемчугом светлые шелка окутывали её фигуру, как пышные лепестки.

– Ты похожа на белую розу, – сказала Жанна.

1

Как-то незаметно Мария привлекла к работе помощников, и Жанна с лёгким недоверием обнаружила, что среди кэлюме всё-таки попадались личности, помимо фатального успеха в кругу людвы заинтересованные судьбой расы. Нет, Мария не плела паутину тщательно законспирированного заговора, всё выглядело как собирающиеся по случаю то там, то сям кружки рядовых обитателей замка, беседы о текущих делах – некоторые специалисты потом занимали созданные королевой под их же собственные инициативы посты, и Жанна видела, как естественно, словно сама собой появляется политическая структура, которой отданы все силы, всё вдохновение. Благодаря Марии в обществе устанавливалось какое-то молчаливое согласие, единый порыв к действию, к творчеству. Глядя на неё, Жанна с изумлением понимала, что нетерпимые, себялюбивые лидеры, так популярные среди людвы, показались бы беспомощными в сравнении с этой королевой, с её обаянием и тактом. Мария излучала понимание и доброту. Тонкими, незаметными штрихами она умела выявить лучшие качества чужой души, гармоничное влияние и сдержанное, изящное руководство Её Величества украшали подданных. Рядом с ней каждому хотелось стать лучше.

Порой Мария казалась Жанне в чём-то антиподом Дьёрдя, который – тоже не прилагая специальных усилий – исхитрялся обрушиваться в чужое сознание, как шторм, и выворачивать наизнанку даже то, что казалось уже испорченным. К удовлетворению Жанны, в поведении Марии она ни разу не заметила никаких следов влияния Дьёрдя: вампирский повелитель для неё ничего не значил, хотя рядовых обитателей Чейте одно только упоминание его имени выводило из равновесия, – причём реакции были самые разные и труднообъяснимые: от болезненной неприязни до болезненного преклонения и даже страхов, напрямую к Дьёрдю не относившихся: например, человек вдруг вспоминал, что боится пожаров.

– Я думаю, он сумасшедший, – спокойно говорила Мария, полуприкрыв матовые веки. – В буквальном смысле.

Жанна про себя удивлялась; её смущала категоричность формулировки. Она, хоть и знала отца всю жизнь, сама себе не смогла бы ответить с уверенностью: действительно ли Дьёрдь не в себе или притворяется. Однако цельность характера и ровное, изысканное обращение Марии, которая как будто всегда была во всех уверена и всему радовалась, внушали Жанне доверие, со временем переросшее в истинное, глубокое уважение – чувство, которого Жанна больше не испытывала ни к кому и никогда. Жанна знала, что самой ей случалось – невольно – и напугать, и оскорбить, и вообще она производила на окружающих отталкивающее впечатление, особенно если не старалась специально понравиться. Если бы не Мария, ей никогда бы не удалось поладить ни с кем, а изящная подруга смягчала своей спокойной улыбкой и ласковым, обволакивающим светом жгучую серебряную тень Жанны, чью незваную мудрость иначе никто не смог бы принять. Жанна понимала, что все её непрактичные искания, обретавшиеся где-то в закоулке жизни расы в виде неясных утопических проектов, благодаря Марии обретут жизнь.