Дмитрий Чулкин - Король идёт на Вы. Кофейная гуща

– Ай-яй-яй! Девушки так не должны говорить.

– Как? Честно?

Когда нам хорошо, мы хотим смеяться, потому что как-то скучновато. Когда нам плохо, мы хотим смеяться для того, чтобы забыть, что нам плохо. Когда мы забываем, что нам плохо, мы хотим смеяться, потому что думаем, что нам хорошо, но как-то скучновато. И так далее. В общем говоря, мы хотим смеяться.

Великий ученый Миша Манн хочет сосредоточиться, но у него ничего не получается. Темная комната, только яркое пятно света настольной лампы лежит на книге.

Миша тщетно пытается разобрать хоть строчку. Тогда он с досадой плюет в книгу.

На кухне его мама готовит блины. Миша терпеть их не может, но он все равно съест их, потому что он любит свою маму. Она врач, потому кричит Мише из кухни:

– Миша, включи в комнате большой свет, не читай под настольной лампой, глаза испортишь!

– Мама, я только так могу сосредоточиться на том, что читаю! – кричит в ответ упрямый Миша.

Тихий стук в дверь. Миша удивленно смотрит на часы. Половина одиннадцатого ночи. Кто может прийти так поздно?

Миша бормочет ругательство на французском языке, надевает пушистые тапочки с кошачьими мордочками и хочет идти к двери. На душе у него тревожно.

Он слышит, как его мама звенит цепочкой от дверного замка.

– Мама! – кричит Миша. – Мама, не открывай, я…

Он не успевает договорить. Дверь срывается с цепочки, и квартира переполняется большими и страшными людьми в масках. Один из них хватает Мишину маму и делает ей какой-то укол.

– Так, – тихо и спокойно говорит другой верзила в маске.

Мы сидели с Мишей у него на кухне и пили кофе.

– Я надеюсь, ты меня извинишь за этот ужасный беспорядок, – сказал Миша.

– Да, не бери в голову, – ответил ему я, макая в кофе печенье. – Это все пустяки, давно хотел побывать у тебя в гостях. Надеюсь, с твоей мамой будет все в порядке.

Жалко, что обстоятельства такие печальные.

– Ты знаешь, мне совсем не понятно, что это такое было и зачем. Какие-то омоновцы… Ничего не понимаю.

– Тут и понимать нечего. Теперь нужны виноватые. А кто у нас в Византии виноватые? Ну ясно кто. Те, кто, работая по заданию американской разведки, саботировал важнейшие исследования. А может, ты еще и еврей? Пока, Миша. Езжай в свой Израиль, пока можешь.

Я поправил перо на шляпе и вышел во тьму и вонь московского вечернего подъезда.

Морская свинья Бочка заверещала и выпрыгнула из домика. Морская свинья Иероним бросился за ней. Они оба оказались на полу, где за ними немедленно стал гоняться сторожевой пес Микки. Вот так и люди, подобно морским свинкам, в погоне за призрачным счастьем подвергают опасности и самих себя, и тех, кто их любит.

Как-то раз встретились Платон и Аристотель. Они, хоть и были связаны взаимным уважением, не любили друг друга.

Аристотель, завидев вдалеке Платона, приподнял свои одежды и побежал к нему навстречу, мерзко хихикая.

Тучный Платон, увидав, что на него несется худенький Аристотель, набрал горсть земли и кинул ее в лицо будущему воспитателю Александра Македонского.

Но, увидев, что промахнулся, кинулся прочь.

Аристотель же, догнав Платона, поставил ему подножку, в результате чего Платон упал в грязь.

С тех пор и говорят, что Аристотель – это Платон, смешанный с грязью.

Мы с Аней сидели за столом и пытались приготовить на всех салат. За окном моросил мелкий майский дождик, в камине уютно потрескивал огонь.

Аня была одета в домашний халатик с зелеными розами на черном фоне. Она резала лук, и поэтому ей очень хотелось плакать.

Каждый раз, бросая взгляд на ее лицо, я испытывал странное чувство, какое бывает на закате. Это чувство говорит нам, что мы запомним происходящее на всю жизнь и будем потом горько сожалеть о том, что оно ушло. Горечь эта, впрочем, будет смягчаться тем фактом, что это все-таки когда-то было.

Я сказал Ане:

– У каждого из нас есть такие воспоминания, которые разрывают нам душу.

Она посмотрела на меня полными слез глазами и улыбнулась.

– Ты что, решил, что сейчас надо сказать какую-нибудь банальную фразу?

Я хотел ей ответить что-то, но в этот момент на кухню ворвалась Нина В. и сказала Ане:

– Не обращай внимания. Он вечно говорит всякие общеизвестные вещи с таким видом, будто открывает миру страшную тайну.

Сказав это, Нина щелкнула фотоаппаратом и вышла из кухни навсегда. «Интересно, – подумал я, – она что, стояла под дверью и подслушивала?»

– Так вот, – продолжил я торжественно. – Когда-то давно я был близко знаком с одной девушкой. Просыпаясь по утрам, она включала мне песню Гребенщикова «Ты нужна мне».

Уже прошло много лет с тех пор, как мы и слова друг другу не сказали, а песня все еще рвет мою душу на части.

Аня порезала палец, и мне пришлось заткнуться и целовать ее. «В чем-то, – подумал я, – Нина бывает права».

Александру стало противно. Он сидел на дереве и покачивал своими ковбойскими сапогами. Уже минута, как он закончил петь одну из оперных арий, а ему до сих пор никто не выразил своего восхищения, кроме Дмитрия Александровича, который специально за этим бегал по лесу с микрофоном и телеоператором. «Дима, – подумал певец, – не считается. Он готов любой какашке свое восхищение высказывать и дифирамбы петь».

Но наконец восхищенные поклонники добежали до дерева, на котором сидел великий тенор, и стали выражать свое восхищение. «Хе-хе», – радостно подумал Александр.

Когда-то наш лес был совсем маленьким. Мы и сами были не очень-то велики, но это нас не смущало, потому как никого больше нас поблизости не было.

Лес рос и постепенно захватил те области, которые были заселены гигантами.

Встретив первых гигантов, мы испытали шок. Казалось, гиганты во всем превосходили нас. Они бегали быстрее, они лучше пели и были более веселы. Но самое главное, у них были зеленые зубы. Наши женщины смотрели на гигантов с восхищением, и мы не могли этого не замечать.

Мы и сами восхищались ими против своей воли. Ведь всем было известно, что чем зеленее у мужчины зубы, тем больше удовольствия он способен доставить женщине при поцелуе. Зелень зуба – признак мужской мощи.

Но воля наша оказалась достаточно сильна, и путем тяжких алхимических усилий мы переплавили свое восхищение и зависть к зеленым зубам в ненависть и презрение.

Мы стали считать, что гиганты глупы и жестоки. Что они ленивы и неспособны на высокие чувства. Что зелень их зубов не ценнее зелени листвы на деревьях.