Софи С./М. - Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она

Мазохистов она, конечно, не встречала, но положим, они и в самом деле любят ощущение боли. Каждый из них выбирает определённую боль в определённом контексте. Тут и способ, и интенсивность варьируют. Это уже говорит о чём-то. За болью обязательно что-то стоит.

Она пыталась выстроить схему того, что стоит за болью для неё. Распоряжение здесь является само собой разумеющимся и принуждение тоже. Фундамент всего – власть. Власть до степени владения с одной стороны и принадлежность с другой – на этом строятся положения о требовании подчинения. Проявлением власти может быть причинение боли (с целью подчинить) и другие варианты распоряжения телом. Исходя из этого, выбран и вид боли, и её контекст…

В итоге, оформились пунктики унижения, что возбуждает. Это: беспомощность или даже бесправность, слабость в противостоянии, интимность (обнажение интимных мест), наказание, как поучительный момент, и наконец, сломленность – благодарность и вина.

Наверняка, кто-то сексуализировал иные пункты, ей никогда не было интересно какие именно, потому что и от своих, бывало, делалось мерзко, что уж говорить о тех, что не возбуждают…

Все пункты она вычислила не сразу: пришлось разобрать по полочкам много фантазий. Они бывали очень разными, но строились по определённой схеме чувственности. Сюжеты приветствовали пленниц, всегда юных и симпатично нежных, под словом пленница могло быть всё, вплоть до бесправного положения в обществе или безысходности. Момент интимности стал задевать её лет в шесть, когда оголить некоторые места было щекотливо до отвращения, и все сюсюканья, особенно по поводу округлостей, стали раздражать. Нет большего умаления личности, чем когда всё сокровенное в ней раскрыто глазу и руке – насильственно и по праву собственности. Этот момент тесно связан с наказанием, которому, в отличие от насилия обыкновенного, вместо агрессии, свойственно спокойствие (расчёт на подчинение и «благой» посыл).

Оказавшись в положении раба, ты можешь рассчитывать лишь на добрую волю хозяина, ибо ему позволено безнаказанно совершать с тобой всё, и здесь по-прежнему обольщала забота, а отнюдь не эгоцентричность и чрезмерная строгость. Она обожала контрастность заботы на фоне возможной в таких случаях тирании. Тут, бывало, выдумывались целые киноленты, где и любовь, и все сопутствующие страсти. Сложно завёрнуто: об этом можно фантазировать часами, получая приятные эмоции, а можно ужесточить на пару мгновений и возбудиться. Так, на выходе она получила пропорцию из добрых и злых фантазий – одни для души, другие для тела. С мужчиной, в этом смысле, она, словно хотела быть маленькой девочкой в жизни, а в постели – похотливой сучкой, которую можно не только «взять», но и взять силой, унизить физически или морально (лишь словом).

Правда у каждого своя, и переламывая одного, другой всегда эгоцентричен, а прикрывая это благом ещё и подл. Тут работает кто сильнее, тот и прав – это дико и низко. Она понимала: не уважающий женщину о ней не заботится. Тот, кто позволяет себе насилие, далёк от любви, и даже от меры – бережного отношения тут не жди. Нет никакого «добра в зле». Нет истинного насилия во благо – не тому, над кем оно свершается. Вершат его злые, подлые люди – от таких рыдают и в жизни, и в постели.

«Может, самым восприимчивым, застенчивым и гордым даётся возможность получать от унижения сексуальное удовольствие, чтобы они не сошли с ума» – думала она. Это не правда. От настоящего унижения нет ни морального, ни физического удовольствия. Только страшно, обидно и горько. Так что, ни от чего дурного такая особенность не хранит. Она выращивает искажённое видение жизни, и в здравом уме оно становится сказкой на ночь – чувственным вздохом на чувственные места.

В фантазии бесправность представлялась настоящей, а подчинение вынужденным в силу бесправности; в «злой» фантазии бывали и плохие персонажи, там редко изображалось какое-либо возбуждение от мук, оно возникало наяву – от этой самой фантазии. Окажись она и в самом деле пленницей, так повесилась бы, а унижай её, к примеру, школьный учитель, явно не возбудилась бы – это понятно. Было сложно представить, как может её сексуальная особенность сочетаться с иными качествами – гордостью, ранимостью, вспыльчивостью и отвращением к насилию. Привыкшая к фантазиям, она воспринимала их как сон. Думалось, они ничего не меняют: она будет искать парня, исходя из своих жизненных ценностей. Она мечтала о настоящей любви, о парне с чистым взором, которому веришь, знаешь, что не будешь предана: ни в болезни, ни в беде. Даже не зная о культуре БДСМ, она понимала, что ей нужен девиант – такой же, как и она сама. Не злодей, а хороший человек, в её понимании, по крайней мере.

Задумавшись над этим, она прочла несколько статей. Верхние, инструктируя по таким отношениям, всё твердили «нижняя» и «делайте с ней вот так»; нижние, в свою очередь, писали как быть с верхним. Создавалось впечатление, будто верх и низ – не люди вовсе, а что-то вроде масти лошадей, и чтобы решить вопрос отношения к ним, достаточно купить пособие в картинках. Это показалось ей странным. Искусству любви, возможно, и учат, только вот главное здесь чувства двоих, это же не мастерство резьбы по металлу. Потребности… Пусть не уникальны, так неповторимы в уникальных деталях, которые безумно важны – здесь не место шаблонам, думала она, а вот писаки находили им место везде. Под отношениями «верх-низ» нередко подразумевались отношениях в целом: в статьях изгалялись так, что обозначили этапы отношений, вплоть до первого предложения секса. Всюду сквозило это гадкое «нижняя», будто она таковая по сути – нет в ней человека и всё, а если он и есть, то второсортный. Такие простые вещи, а людям не понятны: за каждой «девочка для чмора», ещё и девушка, не типовая, как и все мы, но все мы хотим, чтобы нас любили.

Попав на специальный сайт, она удивилась ещё сильней. Одни, неуравновешенные и злорадные, чуть что, оскорбляли со всей злостью – прямо чувствовалось, что они такие и есть. Другие – до абсурда глупы: делали это намеренно – и правда верили, что существуют женщины, предпочитающие язвительных хамов, эгоистов и прочих негодяев. Они недоумевали, отчего ей, неразумной, не нравятся умные советы о том, как строить жизнь от тех, кто в глаза её не видел. Поучения она не ценит, оскорбления тоже, ещё нижней назвалась… Так и хотелось спросить: вы считаете, что тут собрались сумасшедшие? Раз уж тут спрос на хамов, так может, и на насильников тоже? Как насчёт прочих моральных уродов? Может, особой популярностью пользуются ничтожества, избивающие беззащитных – животных, детей? Признавайтесь! Тем, кто ищет серьёзных отношений – есть ли тут женщина, подыскивающая будущему ребёнку подонка отца?