Софи С./М. - Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она

В пятнадцать одноклассницы шептались об этом на переменах, многое даже пробовали. Мама сказала, что от одного раза может быть не только ребёнок, но ещё и неизлечимая болезнь. Мало того, мальчики коварны и мечта у них одна – использовать и выкинуть.

«Так что, не ходи к ним домой, и особенно, в уединённые места! Нечего им удовольствие приносить», – сказала мать.

И тут Вероника задумалась:

«Значит, для них есть удовольствие?»

Мать сказала:

«Да, для мужчин есть какое-то».

Тогда Вероника подошла к отцу. Спросила его о сексе и о том, каково это. Он покраснел, махнул рукой и выскочил из дома. Потом, неделю в глаза не смотрел. Плохая была идея: он даже когда по телевизору видел сцену секса, прикрывал глаза. Должно быть, лет в тринадцать-пятнадцать по большому секрету кто-то в подворотне сказал ему, что «это вставляется туда» и на этом он считался полностью готовыми к взрослой жизни.

«Неужто в советские времена все делали это без света и по-быстрому?» – допытывала она мать.

Мать сказала:

«Были всякие, но те, кто делал не так – бляди».

«А как делали эти бляди?» – спросила Вероника.

«Никто об этом не говорил», – ответила мать.

Бабушка говорила, что у них в деревне были такие дикари, что всячески соблазняли девушек, а которая из них доверится и даст, на утро найдёт надпись дёгтем на воротах. Одну за это так избил отец, что она повесилась. Дала, значит, шлюха. Раскованная – шлюха. Не девственница – брак – на помойку. Порядочная женщина робка и холодна, и не за какие коврижки не даст, ибо знает – удовольствия не будет никогда, а издевательства – непременно.

Мама, воспитанная в духе «цель секса – дети, а больше толку от него нет», лишилась искушения ещё в детстве, а когда добавили нравоучительное «толку нет и быть не должно» – поняла, что хотеть чего-либо не только глупо, но и стыдно. Должно быть, растить «брёвна» было удобнее, думала Вероника. Про бабушку и говорить нечего: когда озабочен куском хлеба, до того ли? И эти женщины утверждали, что при сексе вполне естественно не возбуждаться – нисколько не желать мужчину, и конечно, не получать никакого удовольствия. Вероника сомневалась, так ли это естественно. Возможно, они просто не делали того, отчего возбуждаются и получают оргазмы?

В литературе говорилось, что многие столетия не всякий признавал, что женщины способны на оргазм. Не удивительно: как выяснилось, любые воздействия сексуального характера, которые могли доставить удовольствие, порицались обществом. Их называли «содомия» с отвращением и презрением. В недалёком прошлом даже невинную мастурбацию лечили столь изощрённо, что и в адской фантазии не придумаешь.

«Странные существа – люди, – думалось ей, – не много было радостей в те времена, так покушались и на естественные, телесные, видно, чтобы человеку жилось хуже, чем животному». Начитавшись нелепых ужасов, ей стало понятно – дело даже не в удобстве «бревна». За этим кроется что-то ханжеское, бессмысленное и жестокое, вроде страданий библейских мучеников, угодных лишь кровожадному Богу.

Она терялась в догадках, а её школьная подруга сделала вывод: секс – это высшее удовольствие, раз уж он запретен и позорен. Её родители, в отличие от родителей Вероники, знали, что секс хорош не только детьми, и с остервенением осуждали его, словно присягнувшие Мормоны. Они отчитали дочь за проявленный интерес к этому вопросу, и та извлекла из этого урок: сексом надо заниматься, а с родителями нечего откровенничать, как с друзьями, их надо уважать и держать на расстоянии. Она назвала их «ханжи высокопарные», так что, насчёт уважения сомнительно, но вот доверять им точно перестала и решила узнавать всё сама. Она самая первая осталась с мальчиком, а потом, забеременела… Тогда Вероника поняла, что узнавать всё на практике – не вариант.

Интернета не было, благо двоюродный брат развёлся с женой и остановился у них на недельку. У него была целая сумка дисков об этом. Вероника несколько раз пропустила школу, чтобы просмотреть их. Сидела и смотрела с утра до вечера – пока родители не придут. Там было софт-порно и эротика. Некоторые были сюжетными, ей нравился тот, где девица ворует машину, а потом, спит с судьёй и он долбит молотком «Не виновна!» – всегда смешно вспомнить. Актёры делали всякие вещи, женщины мастурбировали, иногда, мужчины помогали им – рукой или языком. Актрисы стонали, намекали на то, что удовольствие бывает и для женщин. Вероника посмотрела все диски, но ей и в голову не пришло самой попробовать: она ни разу не возбудилась, смотрела это как обыкновенное кино. После последнего просмотра легла в постель, потрогала между ног – какие-то ощущения были, скорее неприятные. Помучилась немного и решила, либо мать права, либо для этого нужен мужчина. Больше она не пыталась делать это до поступления в ВУЗ.

Перед поступлением был подготовительный курс, на удивление мать оплатила его. Веронику поселили в комнате с девушкой, та готовилась стать физруком. Спортивная и весёлая, она понравилась ей, разрешила читать свои книги, среди них была «Одиннадцать минут».

Когда осталась одна, Вероника принялась читать. Там было доходчиво написано о мастурбации. Оказывается, мужчина вовсе не нужен, чтобы достичь оргазма. Но как это сделать? Она пыталась и так и сяк – всё то же самое. Нельзя же просто елозить рукой и всё? Там было написано, что этого достаточно. Поборов скептицизм, она проявила настойчивость. Настойчивость эта была фанатичной, в итоге результата она добилась.

Кое-что выяснилось. Когда есть физическое ощущение, не хватает возбуждающей ситуации, а когда есть одна лишь ситуация, не хватает ощущения. Можно получить оргазм от одного и от другого по отдельности, но с трудом, поэтому одно тянет за собой другое. Так, стимулируя себя, она начала воссоздавать то, что возбуждает.

Воспитательный элемент, что присутствовал в детских сюжетах, вроде того, что про Кая и Снежную королеву, был не случайным – это только подтвердилось. Те любовные истории, в которые оно эволюционировало, теперь стали извращаться в нечто садомазохистское… Они больше не были добрыми – не прикрывали насилие благом. Насилие предстало как есть – пошлым и грубым, а прикрывалось оно теперь сексуальным удовольствием. Здесь, она обнаружила, что не такая, как большинство. Оргазмы требовали большего, а им нельзя отказать – всё жёстче, всё откровенней, но всё в одном русле, по определённым правилам и отнюдь не без границ.

Смущённая бытующим в народе мнением о мазохистах, боли и унижении, она терялась. Люди говорили так: мазохисты – это чокнутые, что любят боль. Просто боль, любую боль, и за ней ничего не стоит? Можно подумать, ударившись ногой о косяк, испытываешь блаженство… Они упоминали и унижение, но так же размыто. Говорили, любят эти чокнутые, когда их унижают. Выходит, назовут тебя растяпой или толстухой, а ты прямо расплылся в улыбке… Некоторые знали и о сексуальном возбуждении от таких вещей, и наверно, представляли себе это так: ударился этот чокнутый ногой о косяк, чуть подвозбудился, потом, его на людях назвали растяпой, он едва не кончил, а в итоге кто-то изловил его в подворотне и намял бока – тут-то он и кончил от боли. Конечно, как ещё? Эти чокнутые до того любят боль, что прямо от неё и кончают.